— Блядь, я и забыл, ты же чёртова заучка, — мучительно застонал Кир.

— Нет, я просто быстрообучаемая. А ты сказал, если хочешь что-то узнать…

— … спрашивай после секса, — кивнул он.

Ни одну девчонку я больше с ним не видела иначе, чем в постели. Но эта, изящная, маленькая, хрупкая, как эльф, точно была в его вкусе.

— Почему вы расстались?

— У неё был один большой недостаток.

— Много задавала вопросов? — улыбнулась я.

— Нет, храпела как ёбаный перфоратор.

— Дурак, — засмеялась я.

«Ну ладно, — про себя подумала я. — Это ведь не последний наш секс. Я всё равно узнаю».

Если бы я тогда поняла, если бы хоть допустила мысль, что «любил и сейчас люблю» он говорил обо мне, может, всё сложилось бы иначе.

Я не поставила бы на Сомова и не добивалась его с упорством маньяка.

И Сомов стал бы другим, а не испорченным мной, взрастившей все его недостатки.

И жизнь Кирилла сложилась бы иначе.

Но он не сказал, я не подумала, Сомов не устоял…

В девятнадцать лет я верила только в точные науки. Я ставила на технику, на знания и умение, но не учла главного — то, чего нельзя измерить и посчитать: эмоции и ощущения.

Я изучила слабости Сомова, просчитала на три хода вперёд, знала, чем его привлечь, что предложить, чем удержать. Я понимала про близость, общие интересы и цели, единство взглядов.

Я даже не строила иллюзий. Люди лгут. Они лгут по разным причинам — иногда, чтобы добиться своей цели. Сомов сказал: «ты красивая» и сравнил меня с моделью не потому, что был влюблён или я ему особо нравилась. Ему было интересно. Он хотел меня трахнуть, как Иван Царевич лягушку. Красивые девчонки у него были, а вот страшненькая… это интересно.

Он сам сказал мне об этом. Сильно потом, конечно. Уже после свадьбы.

Так и сказал, тяжело дыша и блаженно развалившись на кровати после охуительного минета.

— Юн, да я просто хотел тебя трахнуть.

— А Келли Миттендорф? — спросила я тщательно скрываемой надеждой.

— Пиздец она страшная.

Тогда я уже перевелась на факультет информационных технологий. К концу первого курса мне настолько осточертела теплотехника, что я написала заявление, и меня перевели.

А пока усердно осваивала секс.

Я поставила себе цель — освоить секс как иностранный язык. И, помимо того, чему учил меня Варицкий, смотрела ролики в интернете и дважды в день, когда чистила зубы, училась бороться со рвотным рефлексом, чтобы освоить горловой минет. Смотрела порно, подмечая детали. Читала книги, делая пометки. Выбирала то, что хочу попробовать.

Но, когда пришла к Варе с просьбой меня научить, я не учла главного: секс — это взаимный процесс. Ты не только отдаёшь — ты получаешь.

20

Когда мы перешли от теории к практике, к настоящей практике, с полным вовлечением, к сексу грубому, жёсткому, без стоп-слов и запретов, всепоглощающему, взаимному, когда Кир показал мне, что может он, и что я могу получать, я поняла, что этого я и не учла — что подсяду.

На секс с ним. На секс ради секса. На секс ради удовольствия. И на Варицкого.

Да, я поставила себе цель — Андрей Сомов. И не собиралась отступать.

Но что покер — не столько счёт, сколько психология, так и секс — не механический процесс, а эмоциональный, я поняла лишь в процессе. В процессе с Кириллом.

Если бы тогда он сказал, что я ему важна. Нужна, дорога. То я послала бы Сомова как факультет теплотехники — в жопу. Но Кир вёл себя как мудак. Как вёл себя всегда. То приходил, то нет. Трахал каких-то старых богатых баб, таскался по шлюхам, что-то постоянно мутил, с кем-то встречался, ну и между делом (у меня было стойкое чувство, что именно между делом) обучал меня «мастерству».

— Так, давай по быстренькому, — сказал он в тот день, когда я решила, что это наша последняя встреча.

Сомов приложил определённые усилия (учитывая, что мы ещё учились в одной группе, это было несложно), вернее, я ему позволила приложить: сводил меня несколько раз в кафе, провожал до дома, делал намёки, я решила — пора ему отдаться. А это подразумевало, что Кирилл — всё.

— По быстренькому звучит, конечно, заманчиво, — улыбнулась я. — Но у меня тут сегодня, — я похлопала по ладони дилдо.

— Хочешь лишить меня девственности? — усмехнулся Кир раздеваясь.

— На твоё усмотрение.

— Плохая девчонка, — покачал он головой.

Он сказал, что это последнее, на что он согласится — позволить трахнуть себя в задницу. И я решила, что это будет символично.

— Я убью тебя, если ты кому-нибудь расскажешь, — подтянул он меня к себе за шею, но глаза блестели азартом.

— Вряд ли ты позволишь это кому-то, кроме меня, — улыбнулась я.

И была на сто процентов права. Он раскрыл меня, но и я раскрыла его — дойти до такой степени откровенности, чтобы рассказать о своих сокровенных желаниях, очень непросто.

— Обещаю, я буду очень аккуратной.

Чулки, подвязки, туфли — всё как он любил.

— И уже влажная, — засунул он палец в мою промежность и грубо подхватил за шею.

Что ещё я поняла за эти несколько месяцев, секс — это ритуал, и, если хотите, дрессировка. Когда возбуждаешься от запахов, звуков, ожидания, предвкушения. Когда знаешь, что будет, и уже виляешь хвостом, поскуливаешь и подставляешь ему попку.

Кир обожал мою задницу, а я обожала его. Он даже лизать любил меня сзади. Ставил раком и толкался языком в киску. Обслюнявливал всю без смазки, словно хотел съесть, а потом трахал и членом, и пальцами, и той игрушкой, что я приготовила ему напоследок.

А ещё любил засунуть в меня член и смотреть фильм. Слегка поддрачивать во мне, то есть делать несколько медленных, глубоких фрикций и замирать, не кончая и не нагнетая, держа во мне член два долгих часа. Мы достигали такого возбуждения к концу фильма, что я взрывалась несколькими фееричными оргазмами подряд, а он орал как раненая горилла.

Прелюдии мы любили долгие. Настолько долгие, что могли прерваться в любой момент и начать делать что-то совершенно другое. Он мог трахать меня в глотку вниз головой, а потом вдруг остановиться и начать посасывать мой клитор.

А после рабочего дня, когда я была чем-то расстроена, он мог сказать: «Садись и рассказывай». И я садилась ему на лицо. А он ласкал меня и слушал.

Всё это я буду потом вспоминать и не раз, когда в моей