и отправились в путь-дорогу. Приезжают к реке Смородине — по всему берегу лежат кости человеческие, по колено навалено! Увидали они избушку, вошли в нее — пустёхонька, и вздумали тут остановиться.

Пришло дело к вечеру. Говорит Иван Быкович: „Братцы! Мы заехали в чужедальнюю сторону, надо жить нам с осторожкою; давайте по очереди в дозор ходить!" Кинули жребий; доставалось первую ночь сторожить Ивану-царевичу, другую — Ивану — кухаркину сыну, а третью — Ивану Быковичу.

Отправился Иван-царевич в дозор, залез в кусты и крепко заснул. А Иван Быкович на него не понадеялся: как пошло время за полночь — он тотчас готов был, взял с собой щит и меч, вышел и стал под калиновый мост.

Вдруг на реке воды взволновалися, на дубах орлы закричали — выезжает Чудо-юдо шестиглавое; под ним конь споткнулся, черный ворон на плече встрепенулся, позади хорт ощетинился. Говорит Чудо-юдо шестиглавое: „Что ты, собачье мясо, спотыкаешься, ты, воронье перо, трепещешься, а ты, песья шерсть, ощетинилась? Аль вы думаете, что Иван Быкович здесь? Так он, добрый молодец, еще не родился, а коли родился — так на войну не сгодился: я его на одну руку посажу, другой прихлопну — только мокренько будет!"

Выскочил Иван Быкович: „Не хвались, нечистая сила! Не поймав ясна сокола, рано перья щипать; не отведав добра молодца, нечего хулить его! А давай лучше силы пробовать: кто одолеет, тот и похвалится!"

Вот сошлись они — поравнялись, так жестоко ударились, что кругом земля простонала. Чуду-юду не посчастливилось: Иван Быкович с одного размаху сшиб ему три головы. „Стой, Иван Быкович! Дай мне роздыху!" — „Что за роздых! У тебя, нечистая сила, три головы, у меня всего одна; вот как будет у тебя одна голова, тогда и отдыхать станем!“

Снова они сошлись, снова ударились: Иван Быкович отрубил Чуду-юду последние головы, взял туловище, рассек на мелкие части и побросал в реку Смородину, а шесть голов под калиновый мост сложил. Сам в избушку вернулся.

Поутру приходит Иван-царевич: „Ну что, не видал ли чего?" — „Нет, братцы, мимо меня и муха не пролетела!"

На другую ночь отправился в дозор Иван — кухаркин сын, забрался в кусты и заснул. Иван Быкович и на него не понадеялся; как пошло время за полночь — он тотчас снарядился, взял с собой щит и меч, вышел и стал под калиновый мост.

Вдруг на реке воды взволновалися, на дубах орлы раскричалися — выезжает Чудо-юдо девятиглавое; под ним конь споткнулся, черный ворон на плече встрепенулся, позади хорт ощетинился. Чудо-юдо коня по бедрам, ворона по перьям, хорта по ушам: „Что ты, собачье мясо, спотыкаешься, ты, воронье перо, трепещешься, ты, песья шерсть, щетинишься? Аль вы думаете, что Иван Быкович здесь? Так он еще не родился, а коли родился — так на войну не сгодился: я его одним пальцем убью!" Выскочил Иван Быкович: „Погоди — не хвались, прежде богу помолись, руки умой да за дело примись! Еще неведомо — чья возьмет!"

Как махнет богатырь своим острым мечом раз-два, так и снес у нечистой силы шесть голов, а Чудо-юдо ударил — по колена его в сыру землю вогнал. Иван Быкович захватил горсть земли и бросил своему супротивнику прямо в очи. Пока Чудо-юдо протирал свои глазища, богатырь срубил ему и остальные головы, взял туловище — рассек на мелкие части и побросал в реку Смородину, а девять голов под калиновый мост сложил.

Наутро приходит Иван — кухаркин сын. „Что, брат, не видал ли за ночь чего?" — „Нет, возле меня ни одна муха не пролетела, ни один комар не пропищал! "

Иван Быкович повел братьев под калиновый мост, показал им на мертвые головы и стал стыдить: „Эх вы, сони, где вам воевать? Вам бы дома на печи лежать! "

На третью ночь собирается в дозор идти Иван Быкович; взял он белое полотенце, повесил на стенку, а под ним на полу миску поставил и говорит братьям: „Я на страшный бой иду, а вы, братцы, всю ночь не спите да присматривайтесь, как будет с полотенца кровь течь: если половина миски набежит — ладно дело, если полна миска набежит — все ничего, а если через край польет — тотчас спускайте с цепей моего богатырского коня и сами спешите на помощь мне! "

Вот стоит Иван Быкович под калиновым мостом; пошло время за полночь, на реке воды взволновалися, на дубах орлы раскричалися — выезжает Чудо-юдо двенадцатиглавое; конь у него о двенадцати крылах, шерсть у коня серебряная, хвост и грива золотые. Едет Чудо-юдо; вдруг под ним конь споткнулся, черный ворон на плече встрепенулся, позади хорт ощетинился. Чудо-юдо коня по бедрам, ворона по перьям, хорта по ушам: „Что ты, собачье мясо, спотыкаешься, ты, воронье перо, трепещешься, ты, песья шерсть, щетинишься? Аль вы думаете, что Иван Быкович здесь? Так он еще не родился, а коли родился, так на войну не сгодился: я только дуну — его и праху не останется!" Выскочил Иван Быкович: „Погоди — не хвались, прежде богу помолись!" — „А, ты здесь! Зачем пришел?" — „На тебя, нечистая сила, посмотреть, твоей крепости испробовать! “

— „Куда тебе мою крепость пробовать? Ты муха передо мной!" Отвечает Иван Быкович: „Я пришел с тобой не сказки рассказывать, а насмерть воевать! "

Размахнулся своим острым мечом и срубил Чуду-юду три головы. Чудо-юдо подхватил эти головы, чиркнул по ним своим огненным пальцем — и тотчас все головы приросли, будто и с плеч не падали! Плохо пришлось Ивану Быковичу — Чудо-юдо стал одолевать его, по колена вогнал в сыру землю. „Стой, нечистая сила! Цари-короли сражаются — и те замиренье делают, а мы с тобой ужли будем воевать без роздыху? Дай мне роздыху хоть до трех раз!"

Чудо-юдо согласился; Иван Быкович снял правую рукавицу и пустил в избушку. Рукавица все окна побила, а братья спят, ничего не слышат. В другой раз размахнулся мечом Иван Быкович сильней прежнего и срубил Чуду-юду шесть голов; Чудо-юдо подхватил их, чиркнул огненным пальцем — и опять все головы на местах, а Ивана Быковича забил по пояс в сыру землю.

Запросил богатырь опять роздыху, снял левую рукавицу и пустил и избушку. Рукавица крышу пробила, а братья все спят, ничего не слышат.

В третий раз размахнулся он мечом еще сильнее и срубил Чуду-юду девять голов; Чудо-юдо подхватил их, чиркнул огненным пальцем — головы опять приросли, а Ивана Быковича вогнал он в сыру землю по самые плечи.