Клинику под внимательным взглядом секретарши я покинула часов в пять, когда шум и ярость от огромной дождевой тучи сменялась предзакатной тишью. Все это время меня не покидало ощущение того, что за мной кто-то следит. Ну и стерва же эта секретарша!

Когда я подошла к нашей арке, с которой обычно люди несведущие (приглашенные посетители и мстительные читатели) начинали поиски «Золотой пули», навстречу мне неожиданно вынырнула машина. Я, привычная к тому, что они выныривают отсюда постоянно, ловко увернулась, а вот кому-то шедшему позади меня не повезло. Машина резко затормозила, послышались шум удара и громкий крик: «Эй, болван, не видишь, куда идешь?!» Я оглянулась: на капоте машины беспомощно барахтался какой-то патлатый парень в дурацкой шапочке, а крупный мужик грозно вынимал свое тело из водительского сиденья. Жертва автокатастрофы жалобно посмотрела на меня, потом на водителя, медленно сползла с капота и с несвойственной для жертв прытью кинулась прочь. Бедный, подумала я, мало того, что его сбили, так еще и напугали. Будь я на его месте, водителю бы не поздоровилось.

* * *

Было бы интересно взглянуть на Завгороднюю, когда та будет в интересном положении. Сидит сейчас, беспечно улыбается и строит глазки кому-то по телефону. Нет, с животом ее представить трудно… Даже не трудно, а негуманно. Как Завгородняя на сносях будет выполнять главную жизненную функцию — кокетничать с мужчинами?

Хотя у нее, наверно, это получилось бы: некоторые мужики западают на беременных. Я критично посмотрела на себя в зеркало… Только среди моего окружения таких извращенцев нет. К сожалению.

— Светик, — обратилась я к Завгородней, мысленно дорисовывая ей живот, — Спозаранник-то нашелся?

— Нашелся. Но он так и не сказал, где пропадал. Наверное, был на секретном задании. Хотя Каширин выдвинул версию, что Спозаранник накануне осквернил себя алкоголем… Говорит, вид у него был больно помятый.

А Каширин у нас специалист по распознаванию симптомов посталкогольного токсикоза.

— Да ну, Спозаранник и алкоголь… — Я сделала паузу, ненавязчиво переводя разговор на интересующую меня тему. — Кстати, научи уму-разуму беременную тетку — кто такие врачи Семенов и Чакмозян…

— Сексопатологи. — Света ухмыльнулась. — Педики, — добавила она брезгливо.

— Ой! А в профессиональном плане?

— Придурки. Начитались умных книжек и орут на каждому углу: «Мы — сексопатологи!» Лично я считаю: для того, чтобы разбираться в сексе, надо природный талант иметь. Себя бы полечили — представляешь, идиоты, женщинами вообще не интересуются.

— Похоже, профессия сексопатолога очень престижна…

— Не престижна, а денежна. Не для всех, конечно. Эти-то только и думают, как побольше урвать от своей работы, чтоб новых мальчиков себе покупать.

Еще, говорят, они деньги за липовые справки о нетрадиционной ориентации берут с призывников.

— Слушай, а чем ты волосы красишь, здорово смотрится? — Я перешла к любимой теме Завгородней, боясь, как бы Светка не спросила, с чего это я сексопатологами интересуюсь. Она, конечно, ничего не заподозрит, но вдруг проболтается? Вот и спросят меня потом:

«Ты, Нонна, никак делом Дятлова занялась? В работу ударилась? Ребенка не бережешь?»

Светка рассказала мне о всех видах краски для волос, которыми она когда-либо пользовалась, о всех шампунях и лаках, а также — уже по собственной инициативе — просветила меня насчет эффективности использования щипцов для завивки ресниц и ментоловой помады. Лекция заняла всего полтора часа и закончилась выводом, что трусы и бюстгальтеры белорусской фирмы «Миловица» мало чем уступают французскому нижнему белью.

* * *

Подбегая к дому, я с аллюра перешла на шаг — свет в окнах все равно не горел. А это означало, что Модестов опять остался внеурочно сражаться со злом и в квартире меня никто, кроме двух голодных кошек, не ждал. Я содрогнулась, вспомнив, каким обычно презрительным взглядом меня одаривает кошка Ксюша, как будто говоря: «Ах, какая бездна ответственности! Может быть, вообще не стоило заводить домашних животных, если нет возможности уделять им внимание?» Я еще больше сбавила ход.

— Эй! Подруга! Я тебя уже полтора часа жду, а ты даже не торопишься. — Из темноты лестничной площадки, шурша пакетами, вынырнула Юлька. В одной руке она держала до половины обгрызенный батон, в другой — литровый пакет кефира, который, по моим подозрениям, был пуст тоже наполовину.

Тут я вспомнила, что вчера позвонила Юле, своей необремененной мужем и детьми подруге журфаковских времен, и нажаловалась на вечно отсутствующего Модестова. Упрек в равнодушии достался и ей, поскольку она, будучи единственным человеком, способным общаться со мной не только на тему беременности и внутриутробного воспитания ребенка, лишила меня этого общения. Я, видимо, переборщила, описывая свое настроение, потому что Юлька примчалась спасать меня из депрессии едой (самое лучшее, по ее мнению, средство от всех болезней и капризов).

— А я была сегодня у доктора Дятлова, — объявила я, глядя как Юля энергично разгружает сумки и одновременно пытается высвободить ноги от облепивших их кошек.

— Ничего себе! Раньше ты без него прекрасно справлялась. Ты бы лучше Модестова туда сводила. Если найдешь его…

— Ни я, ни Модестов в услугах сексопатолога не нуждаемся. Это сексопатолог нуждается в моих услугах.

— О! — Юлька внимательно посмотрела на меня, а голодная кошка Ксюша, воспользовавшись ситуацией, впилась когтями в пакет с крекерами.

— Кыш! Ничего странного: Дятлова обвиняют в том, что получал взятки за ложный диагноз «мужеложство», а также в том, что он сам не брезговал мальчиками. Но он не такой, я знаю. Это его врачи-завистники подставили.

— А как ты это собираешься доказать?

— Вот в этом-то вся и проблема. Говорят, следователь Пулеев, который ведет дело Дятлова, и слышать ничего не хочет в его оправдание. Но что-нибудь придумаю.

— Пулеев? Ха-ха-ха. — Юлька залилась таким громким смехом, что голодные кошки предпочли отойти на несколько метров в безопасную зону. — Делом Дятлова занимается Пулеев? Ну, тогда твоему Дятлову уже ничего не поможет.

— Почему это? Он так не любит доктора?

— Мягко сказано — не любит. Он его ненавидит! Ты не слышала о недавнем нововведении: всю порнуху разрешили к продаже, назвав ее эротикой.

Только кроме зоо-, педо-, некро-и еще какой-то филии. Так вот, мало того, что Дятлов стал инициатором этого законопроекта, так он еще и взялся просматривать кучу порнухи, дабы отделять зерна от плевел. А Пулеев входил в ту же комиссию по принятию этого революционного решения, и сказать, что он был против, значит не сказать ничего.

Он был просто в ярости, наверное из-за того, что теперь все менты лишаются хорошей кормушки: раньше они бабки получали за выдачу разрешений киоскам на продажу порнухи, а теперь, когда порнуха — уже не порнуха, с кого деньги получать? Раньше же на этом бизнесе вся ментовка кормилась, и прокуратура свою долю получала за то, что знала, но молчала.