Количество раненых и убитых бойцов и командиров Красной Армии в ходе похода долгое время держалось в строжайшей тайне. А между тем такой учет велся. В 8-й стрелковой дивизии убитых — 9 человек, раненых — 21. Возле хутора Михали в белорусской земле схоронили красноармейца Ивана Николаевича Ивлиева, капитана Харитона Матвеевича Авхименко, младшего лейтенанта Евгения Омельяновича Орлова. Русский, белорус, украинец... Все трое погибли от немецких пуль.

Взаимоотношения с новоявленными союзниками — отдельная тема. 24 сентября части 8-й дивизии переправились через Буг в намерении выйти на демаркационную линию, определенную договоренностью с немецким командованием. Тот самый инцидент, в котором были убиты бойцы и командиры Красной Армии, произошел у местечка Баранки-Велько. Маргелов докладывал: «В 16:00 конный разъезд РБ (разведбата. — Б. К.) был обстрелян пулеметным огнем из немецких танков. Есть убитые и раненые. Бронемашины отбили и подожгли один танк». Взвилась красная ракета, это означало: «Я — свой».

Немцы принялись извиняться: «Дескать, ошибка получись, думали — поляки». А между тем за местечко Седлец, примерно в ста километрах от Варшавы, едва не разгорелся первый настоящий бой. Командарм В. И. Чуйков требовал: «Добиваться отвода немецких войск настойчиво и с полным достоинством». Как оказалось, в этот населенный пункт польское командование свезло многое из того, что не досталось немцам. Командующий 4-й армией распорядился; «Принять оставшееся [от поляков] имущество, для чего выслать к 12:00 часам представителя к германскому командованию в сопровождении разведывательного батальона». Представителями были НО-1 майор Концевой и капитан Маргелов, которые и сообщили начальству ландверной дивизии: «Красная Армия займет этот пункт, даже если он не будет освобожден частями немецкой армии».

Немцы сообразили, что вполне могут обрести неприятности, и более территориальных споров не возникало. 3 октября 1939 года 8-я дивизия стала укрепляться по демаркационной линии. То же самое делали и немцы и как победители с небывалой открытостью шли на контакт с командованием нашей дивизии.

Это были блаженные дни. Более двух недель Маргелов не снимал гимнастерку, недосыпал и недоедал, проделав с бойцами трехсотверстный путь. И вот теперь — жаркая баня, чистое белье и обильное хлебосольное застолье. Освободители и освобожденные не только говорили на одном языке, но и имели одни традиции. Добрая чарка, отменная закуска, застольные песни, всеобщая нескрываемая радость. Сполна проявились радушие и гостеприимство — извечные качества белорусского народа, разделенного Рижским договором на целых восемнадцать лет.

Подводя итоги похода, полковой комиссар остановился и на вкладе НО-2 в общую копилку победы: «Коммунист товарищ Маргелов бесстрашно ходил в разведку, неоднократно вступал в бой с небольшими группами и целыми бандами врага». А следом за этим последовала новая, на этот раз довольно «деликатная» задача. Командующий армии В. И. Чуйков, понимая, что другого случая добыть у немцев новейший противогаз может и не представиться, распорядился «изыскать способ его обретения».

Прямо скажем, задача была не из легких, и комдив поручил выполнить ее Маргелову. Повод для визита к немцам имелся — демаркационная линия была прочерчена, и оставалось лишь поставить подписи на карте.

Разговор с комдивом проходил с глазу на глаз:

— Вся ответственность на тебе, капитан. Удачи. Но если попадешься немцам, рассчитывай только на себя.

Подписание документов прошло без сучка и задоринки. А затем красных офицеров пригласили за стол. Немцы были щедры: водка и вино лились рекой. Произносились тосты за Гитлера, за Сталина... Между тем Маргелов незаметно присмотрел, что в стоящий на отшибе походный сортир периодически наведываются солдаты. Когда застолье было в апогее, капитан притворился захмелевшим и вышел из-за стола. Случай шел к нему в руки — возле будки, переминаясь с ноги на ногу, стоял немец с противогазной сумкой на боку. Удар ножом. Второй удар — тому, кто отправлял естественные надобности. Трупы — в отхожую яму, а противогаз — в машину.

Стакан водки — под аплодисменты немцев и одобрительные взгляды своих. Дело было сделано. Офицеры уже помышляли о наградах, когда на обратном пути произошло непредвиденное: едва легковушка въехала на небольшой мосток, раздался взрыв. Очнулся Маргелов уже в воде, по которой ходили бензиновые и кровавые пятна. Невдалеке дымился искореженный автомобиль с погибшими краскомами и водителем. Из переносицы текла кровь, неимоверно саднило левую щеку. И тут по воде запрыгали фонтанчики. Нападавшие хотели добить тех, кто остался в живых. Маргелов уложил наземь одного, другого всадника. И тут подоспели немцы. Пулеметные и автоматные очереди рассеяли бандитов, а капитана заботливые «союзники» отвезли в госпиталь, где ему благополучно сделали операцию. Шрам на щеке так и остался отметиной на всю жизнь.

Возвращение оказалось неприятным и тревожным. Когда немцы доставили Маргелова своим, вопросы особистов сыпались один за другим: «Почему один остался живой? Почему немцы оперировали тебя, капитан?» И так целых трое суток, пока все обстоятельства этого злосчастного дня не были окончательно выяснены.

Соглашение о демаркационной линии больно ударило по тем белорусам, которые оказались на немецкой стороне. И едва местное население теперешнего Белостокского воеводства узнало об отводе частей Красной Армии за Буг, как оттуда пошел поток беженцев. Прикрывал их арьергард 8-й стрелковой дивизии.

После воссоединения с БССР Западная Белоруссия вновь обрела свои исторические корни. А в конце осени 1939 года 8-я стрелковая дивизия имени Ф. Э. Дзержинского передала свой участок обороны пограничникам. Из штаба армии пришла шифрограмма: «Приступить к увольнению в запас резервистов, но только тех, кто занят на производстве и в учреждениях наркоматов боеприпасов, вооружения, авиации, химической промышленности».

Этим же решением численность дивизии устанавливаюсь в 14 000 человек. Примечательна запись, которая дела лась в военных билетах призванных на «большие учебные сборы»: «Мобилизованный [фамилия, имя, отчество] согласно Указу Президиума Верховного Совета Союза ССР от 23 сентября 1939 года уволен в запас [дата]. Приписку военнообязанного сохранить». В упомянутом Указе, изданном фактически уже после окончания боевых действий, говорилось: «Призванных 7 сентября на сборы военнообязанные запаса начальствующего и рядового состава в порядке специального распоряжения по Московскому, Калининскому Ленинградскому, Белорусскому, Киевскому, Харьковском; и Орловскому округам, ввиду особых внешних условий, считать мобилизованными до особого распоряжения...»

«Особые внешние условия» — это и не остывший еще после разгрома японской армии Халхин-Гол, и нервозна обстановка, которая складывалась в отношениях СССР Финляндии, и недоверие советского руководства в отношении политики и действий Германии.