— Что мне Лизавета? Она на бабу не похожа. Кости да кожа. Кляча!

Рукавишников добродушно похлопал по спине пышущую здоровьем супругу.

— Ты у меня раскрасавица, Валюша. Здоровья твоего на пятерых Лизавет хватит. Поднимайся, лебедушка. Пойдем.

Рукавишникова отвернулась от мужа с видом вызывающим, упрямым.

— Не пойду. Не нанималась я! Батрачить на лесничеху не стану. Парфенов народ не мытарил, не гнал в лес землю долбить. Не пойду, хоть убей!

— Валентина, неделю дома ночевать не буду! Слышишь?

Угроза подействовала. Ревнивая Валюша притворно всхлипнула и поплелась за мужем. На вырубке, ковыряя мотыгой землю, она подобралась к Парфенону, тихо и вкрадчиво заговорила:

— Семеныч, жалею я тебя. За что пострадал человек? Мой Васенька на первых порах ругал лесничую, не по силам, мол, требует, во все дырки нос сует, власть свою показать хочет, а последнее время горой за нее. С чего бы это, Семеныч, а? Как она сумела к моему Васеньке ключ подобрать?

— Спросите своего мужа, чем очаровала его мадам, а меня оставьте в покое! — Парфенов с силой ударил по лапам трухлявого пня. Из-под мотыги брызнула гнилая древесная мякоть, обсыпая Валюшину юбку.

— Господи, человека-то как озлобили! — вздохнула Рукавишникова, глядя с затаенной ненавистью на голубой платок лесничей, мелькавшей в стороне, — Васенька, неужто землю долбить десять дон кряду? В наши ли годы…

— Работай, Валюта, работай, — мягко перебил объездчик. А что касательно годов, то мы с тобой молодым сто очков дадим вперед. Есть еще порох в пороховницах. Вернo говорю, жена?

— Чтоб ей ни дна, ни покрышки! — проворчала Рукавишникова, берясь за мотыгу.

Солнце медленно склонялось к закату. На вырубках оспинами чернели гнезда с посеянными в них семенами. Люди продолжали работать в полном молчании. Даже говорун Рукавишников умолк, — но шутил, не ухмылялся в усы дядя Саша. У Рукавишниковой губы обветрились, с лица сполз румянец, толстуха все чаще потирала поясницу, но мотыгу не бросала. Сыновья лесника спали на отцовском пиджаке. Синева под глазами Лизаветы стала гуще, мотыга нет-нет да и выскользнет из рук. На ладонях Анастасии Васильевны вспухли мозоли. Земля в конце вырубки казалась камнем. С трудом скребли зубья мотыги. Кружилась голова, ломило поясницу, отекли нош. Парфенов долбил землю так, будто это был его кровный краг. Глаза его стали желтее, словно разлилась в них желчь.

Целый день люди вырывали клочок земли у сорных трав, сеяли лес, поливали древесные семена своим потом. Наконец, подобрались с мотыгами к лесосеке, где трудились лесорубы. Трактор тянул хлысты к складу.

— Что он делает, посмотрите! — вскинулся вдруг дядя Саша.

Все оставили работу и смотрели на трактор. Тяжелая машина с ворчаньем ползла по свежему волоку, подминая деревца и оставляя за собой черную дорогу. Под гусеницами трактора исчезали целые семьи молодняка.

— Крушат, ломают… Нам годами выращивать, что они сожрут к полчаса! Губители! — сердито сплюнул дядя Саша, вытирая шапкой пот со лба.

— Мотыжку бы им в руки, да заставить спину погнуть недели две кряду, небось, поаккуратней бы раскатывали по лесу, — мрачно уронил объездчик. — Вихляет по волоку и вкось и вкривь, молотит, знай себе, молодняк. Буренковский орел. Каков поп, таков и приход. Сами дали мастеру поблажку. — Рукавишников посмотрел на Парфенова.

— Трактор по воздуху не поплывет, — бросил Парфенов, — В лесу — молодняк везде. Сивкой возили древесину, меньше мяли подроста. Техника вытопчет больше, чем табун лошадей.

Анастасии Васильевне представилось, как сотни тракторов ползут по лесным просторам Карелии, уничтожают гусеницами хрупкую поросль, и на сердце стало горько от сознания того, что бессилен помешать злу.

Между тем трактор, перемалывая лесную мелкоту, направлялся на группу молодых елок. Минута, и он вдавит их в землю. Анастасия Васильевна побежала к волоку и стала на пути машины. Из кабины выглянуло сердитое лицо тракториста. Анастасия Васильевна показала рукой на деревца. Тракторист нахлобучил на глаза кепку и повел грохочущую машину стороной.

— Весь лес грудью не закроешь! — с горечью бросил дядя Саша и взялся за мотыгу.

— Да-а… — промолвил Рукавишников, глядя вслед трактору. — Мало мы, лесники, толкуем с лесозаготовителями. Понял же этот парнишка-тракторист, что негоже мять лесную мелкоту? Свернул в сторонку…

Анастасия Васильевна задумалась над словами старого объездчика.

…Работайте, друзья лесоводы, работайте! Еще площадка, еще горсть семян в землю. Не теряйте дорогого времени. Каждый весенний посев — это тысячи деревьев в будущем. Пройдут годы, нас не будет на земле, но посеянный вами лес будет расти, шуметь, шептать потомкам о нашем времени, о трудных дорогах счастья.

7

Нина не понимала, как может муж с таким увлечением работать в леспромхозе. Встает рано, надевает кирзовые сапоги и уезжает с лесорубами рабочим поездом. А что за обстановка в конторе! Она поражается, как может Алексей сидеть в жалкой клетушке, где едва умещается стол и табуретка. Какой у него был роскошный кабинет в тресте! Мягкая мебель, ковер и великолепный вид на Неву. Машина управляющею была всегда к его услугам. В конторе леспромхоза вечная толчея, шумно, грязно, накурено. Рабочие входят в кабинеты и отделы без стука, в выражениях не стесняются. Алексей ничего не замечает, всем доволен, с головой ушел в работу. Она отказывалась понять, как он мог променять Ленинград на лесной поселок.

В начале Нина надеялась: муж увидит, в какую он попал яму, и постарается выкарабкаться из нее, но когда убедилась, что он не думает о Ленинграде, она затосковала, ходила, как в воду опущенная. Баженов, как мог, старался отвлечь ее от тоскливых мыслей и все чаще заговаривал о клубе, советуя ей взять театральный кружок. Нина отмалчивалась и вздыхала. Он очень обрадовался, когда она, наконец, решила пойти в клуб и поговорить о работе.

В клубе Нину встретил заведующий, небольшого роста очень подвижный молодой человек с блестящими голубыми глазами и буйными волосами цвета спелой пшеницы. Знакомясь, он с силой тряхнул ее руку, поспешно извинился: «Виноват, привычка». Он подождал, пока она сядет, и только тогда занял свое место за столом. Нине понравилась его аккуратная одежда, подтянутость, открытая, белозубая улыбка. Он откровенно выразил свой восторг, узнав, зачем она пришла, и не сводил с нее загоревшихся глаз. Артистка ленинградского театра хочет работать в их клубе! О, теперь они поспорят с Крутогорским леспромхозом!

— Наши кружковцы обрадуются, когда узнают, что вы будете готовить с ними постановки. На первый взгляд лесорубы вам покажутся немного грубоватыми, но то внешне, а так они неплохие ребята. В нашем клубе народ не скучает. К нам часто приезжают артисты. Летом был республиканский театр русской драмы, артисты Московской филармонии, Жаров выступал,