жизнь. Хотя бы на время. Мы, правда, посоветовались с мистером Тинклером, и, надо сказать, наши мнения полностью совпали. Мы полагаем, что для вас сейчас самое лучшее — спокойно сосредоточиться на эскизах для будущих мозаичных картин и пожить пока здесь, а не в замке. Вы ведь не будете слишком сильно возражать, правда?

— Да разве я возражаю?! — вырвалось у Эрнеста. — Господи! Я бы все на свете отдал, лишь бы навсегда покинуть это… логово Медузы Горгоны! У меня просто слов не хватает, чтобы выразить, как я вам благодарен!..

— А сегодня утром, — промолвил священник, — у многих в Уэлстоке не хватало слов, чтобы выразить свою благодарность вам, друг мой. Элис, дорогая, ты, кажется, обещала накормить мистера Пика завтраком?

— Конечно! Сейчас! Идемте со мной, Эрнест!

Перемены, произошедшие в жизни Эрнеста с той ночи, были столь огромны, что во все это ему верилось с трудом. Около полудня к нему явилась целая делегация деревенских депутатов — иными словами их и назвать было нельзя, уж больно решительно и официально они были настроены, — под предводительством Гирама Стоддарда (который прежде всего извинился за своего брата, который по причине чрезвычайной занятости не смог присутствовать), Генри Эймса, со вчерашнего дня наконец — то ставшего полноправным членом деревенской общины, и Гаффера Тэттона, неустанно повторявшего, что если бы его заставили остаться в такой день дома, то это было бы куда хуже самого жестокого приступа ревматизма. Похоже, Гаффер приходился Гибсонам каким — то дальним родственником.

«А может, — подумал Эрнест, пожав плечами, — они все тут родственники?»

«Депутаты» передали ему кучу благодарностей от жителей деревни, и каждый произнес по торжественному «спичу», что было довольно нелепо, поскольку у священника в гостиной было всего восемь человек, считая самих гостей. Но все выступавшие явно испытывали к нему самые добрые чувства, так что он изо всех сил постарался показать, что в высшей степени гордится столь высокой оценкой своих скромных усилий, и быстренько перевел разговор на более интересную для него тему. Тинклер принес готовые наброски, и Эрнест, вытаскивая рисунки из папки, неуверенно продемонстрировал их собравшимся.

— Я, конечно, еще не видел фотографий, сделанных вашим братом, мистер Стоддард, — сказал он, — но, может быть, и кое — что из этого нам пригодится? Вы и сами видите, — он вспомнил и сознательно повторил замечание, сделанное Тинклером, — что эти рисунки в некотором смысле отражают недавние события, имевшие место в Уэлстоке…

Однако они поначалу никакой связи с «недавними событиями» не улавливали. И вдруг Гаффер Тэттон, стукнув палкой об пол, воскликнул:

— Прямо в точку, сэр! И ведь мы в Ее честь украшаем источники, верно? Она должна быть довольна. Тем более что на всех ваших рисунках изображены дамы, так, сэр?

Эрнест уже собрался как бы между прочим — и уж не слишком ли легкомысленно? — пояснить, что слово «дама» вряд ли годится для такой личности, как Мария Магдалина, но вдруг понял, что в данной ситуации это прозвучало бы неестественно. Лица у всех были сурово — серьезны, и они качали головами в знак согласия со словами Гаффера Тэттона.

— Ну что ж, сэр, к концу недели мы вырежем рисунки на досках, — сказал Тирам. — И глину замесим. Вот только не могли бы вы сказать, какие краски вам будут нужны, чтобы можно было заранее отправить детей собирать подходящие цветы, камешки и прочую мелочь?

— Честно говоря, над этим я пока не думал, — признался Эрнест, — но в целом…

И он еще минут пятнадцать с упоением объяснял, какие цвета хотел бы видеть на всех композициях.

Только когда они все ушли, он вдруг заметил одну весьма существенную деталь, странным образом встревожившую его.

Центральная фигура на всех трех эскизах удивительно походила — так, во всяком случае, казалось ему — на Элис Поллок!

Как это сказал Гаффер Тэттон насчет того, что Она, конечно же, будет довольна?.. Но у него — то самого, оказывается, была на уме совсем другая «она»!

И снова его охватили привычные сомнения. На этот раз, впрочем, он довольно быстро отогнал их, сохранив убежденность в том, что в данный момент, по крайней мере, делает нечто нужное и полезное для других.

— Вам, возможно, приятно будет услышать, — сказал ему за ланчем священник несколько дней спустя, — что выселить Гибсонов из дома будет, видимо, не так просто, как полагает леди Пик.

Эрнест, старавшийся как можно реже вспоминать о своей тетке и как можно больше думать об украшении колодцев, вдруг словно очнулся.

— Начальник пожарной службы, присутствовавший на пожаре, подал рапорт, копию которого я прочел нынче утром, — продолжал мистер Поллок. — Там сказано, что камин в коттедже давным — давно не ремонтировался, хотя подобный ремонт не входит в обязанности арендатора и починкой его обязан заниматься землевладелец. Правда, большая часть имущества Гибсонов безнадежно погибла, но один из моих племянников — он солиситор[4] — сообщил мне, какие открываются возможности, если должным образом подать прошение о финансовой компенсации…

— Вы хотите сказать, что Гибсоны могли бы отсудить какую — то компенсацию у моей тетки? — Эрнест не верил своим ушам.

Семейство Гибсонов пока что разместилось в конюшне священника, и это было вполне терпимо в теплую погоду, однако же проживание в конюшне, безусловно, могло быть только временным.

— По — моему, легче выжать кровь из камня! — вздохнула Элис. — Но попробовать стоит.

— А вот я как раз хотел спросить, — воскликнул Эрнест, — простите, что из другой оперы: какова была реакция епископа на ее жалобу?

Мистер Поллок хитро прищурился, подмигнул, и взгляд его вновь стал спокойным.

— Боюсь показаться тщеславным, дорогой друг, — неторопливо начал он, — но я, думается, знаю тех, кто поставлен надо мною, несколько лучше, чем ее милость. И кроме того, мои знания принципов церковной доктрины, похоже, также более глубоки… Между прочим, епископ даже спросил, как это я допустил, чтобы такая интересная старинная традиция столь долго пребывала в забвении…

— О да, «Она будет довольна!» — прошептал Эрнест.

— Простите?

— Нет, ничего… ничего особенного. Я просто процитировал слова одного из деревенских жителей. Одного из тех, с кем советовался насчет украшения колодцев. Между прочим, я совсем не уверен, что эти люди совсем позабыли о главной языческой богине вод… Но эту тему мы могли бы обсудить и в другой раз. А теперь прошу вас, напомните мне, в какой день у нас Вознесение, а в какой — праздник Святой Троицы. Вернувшись в Уэлсток, я совершенно утратил счет времени.

— Вознесение будет в следующий четверг, — подсказала Элис.

— Правда? Тогда мне лучше поторопить их!

— Не