КАБИНЕТ МИНИСТРА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ПЕТРА НИКОЛАЕВИЧА ДУРНОВО.

Рано утром я был извещен о том, что в приемной моей аудиенции дожидается посол Великобритании сэр Чарльз Стюарт Скотт. Всего лишь только неделю назад мы с ним имели довольно трудную и напряженную беседу. Ситуация за это время совершенно не улучшилась, скорее даже наоборот. Контр-адмирал Вирениус, перегонявший на Тихий океан отряд кораблей в составе броненосца «Ослябя», крейсера «Аврора» и нескольких миноносцев, развернул в Красном море активную охоту на пароходы, перевозящие грузы для Японии. В числе задержанных судов, везущих контрабанду, были и британские. И если действия эскадр контр-адмирала Ларионова и наместника Алексеева в тихоокеанских водах довели русско-британские отношения до критической точки, то действия орлов адмирала Вирениуса вызвали у Владычицы морей самую настоящую истерику. И это при том, что наши моряки неукоснительно соблюдают все пункты Призового права.

Но я не угадал. Надутый как индюк джентльмен от имени своего правительства вручил мне для передачи государю ноту. Прочитав сей документ, я не поверил своим глазам. Нота была чрезвычайно грубой и оскорбительной по стилю и наглой по содержанию. В ней правительство короля Эдуарда V предписывало Российской империи: немедленно снять морскую блокаду с Японских островов; рассмотреть международным судом неправомерные действия командиров российских военных кораблей, занимающихся пиратством в международных водах (это о наших моряках — они совсем там с ума посходили на своих островах?!); при посредничестве европейских держав немедленно приступить к переговорам с правительством Японской империи о заключении вечного и справедливого мира.

Вот так вот — вечного и справедливого, не больше и не меньше. Не далее как три дня назад государь, встречаясь со мной, предупредил, что по имеющимся у него сведениям, в ближайшее время со стороны Британии может последовать довольно резкий дипломатический демарш. Но такой наглости, наверное, не ожидал даже он. Таким тоном дипломату невместно разговаривать даже с диким африканским вождем, не то что с императором Всероссийским. Внутренне я был просто взбешен такой наглостью, но как дипломат и министр иностранных дел огромной империи я не мог себе позволить проявить эмоции, которые меня переполняли.

Усилием воли я сохранил спокойное и невозмутимое выражение лица и спокойно сообщил сэру Чарльзу Скотту, что врученная им нота будет немедленно доведена до сведения государя, и ответ на нее в том или ином виде будет доведен до сведения британского кабинета министров. Скотт открыл рот, собираясь что-то сказать, но после такой ноты всякие разговоры были уже излишни, и я прервал его, заявив, что аудиенция окончена и я его больше не задерживаю. На лице посла не дрогнула ни одна мышца, и он, чопорно поклонившись, покинул мой кабинет.

Сердце у меня громко билось где-то под самым горлом. Полвека назад Британская империя в союзе с Францией уже нападала на Россию. Всё закончилось тогда гибелью Черноморского флота, захватом полуразрушенного врагом Севастополя и позорным Парижским миром. Никто не снискал большей славы, чем героические защитники Севастополя. Я был тогда совсем ребенком, но хорошо помню то горькое чувство бессилия и стыда, которое мы все испытывали тогда. Господь покарал нас за спесь и самодовольство, овладевшие нашими отцами и дедами после разгрома Наполеона и Венского конгресса.

И вот снова над нашими головами сгущаются тучи. Сможем ли мы достойно ответить на этот вызов и смыть позор полувековой давности? Позвонив в колокольчик, я приказал послать гонца в Зимний дворец с сообщением, что намереваюсь испросить срочной аудиенции у его величества по неотложному государственному делу.

ТОТ ЖЕ ДЕНЬ, ОКОЛО ПОЛУДНЯ.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ.

ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ.

Министр иностранных дел Российской империи Петр Николаевич Дурново.

Государь принял меня безотлагательно. Как я уже говорил, подобный демарш со стороны британцев не стал для него неожиданностью, но и он не мог себе представить всей беспрецедентной наглости британцев. Самообладание не изменило ему и на этот раз. Дочитав ноту, он аккуратно положил ее на стол.

— Ну, Петр Николаевич, что вы обо всем этом думаете? — голос государя был ровным и спокойным.

— Ваше императорское величество, мое мнение таково. Британия к войне прямо сейчас не готова, — ответил я, — в ноте нет никаких угроз применения силы или торговых санкций, а есть только голые требования. Расчет здесь на то, что мы испугаемся и хоть что-то из этого списка выполним.

— Может быть, — уклончиво ответил государь и усмехнулся в усы, — а что у них там с этим «Сердечным согласием»?

— Пока заминка, ваше величество, — ответил я, — сумятицу в переговоры внесла та выволочка, которую вы устроили месье Бомпару. Теперь франки и бритты торгуются между собой, как на восточном базаре. Видите ли, для Франции цена соглашения выросла и стала почти неоплатной, поскольку заключение союза с Великобританией теперь означает разрыв с Россией. Для Британии же, наоборот, ценность этого соглашения резко упала в связи с тем, что Франция вместе с собой не приведет в британские конюшни Россию, что лишает всю затею смысла. Что такое Франция сама по себе, мы видели тридцать пять лет назад: Мец, Седан и Парижская коммуна…

— Так вы считаете, что Британия еще не готова… — государь прошелся по комнате, — это очень хорошо. Это значит, что мы сможем подготовиться получше к возможному конфликту… И определиться с союзниками… Петр Николаевич, — обратился ко мне император, — я попрошу вас пригласить ко мне сегодня вечером посла Германской империи графа Альвенслебена. Я считаю, что нам будет о чем с ним поговорить…

Я понимающе кивнул. В последнее время в здравомыслящих кругах нашего общества авторитет государя, ранее, честно говоря, не очень высокий, резко вырос. Во-первых, это было связано с громкими победами в войне с Японией, а во-вторых, с теми изменениями во внешней политике, которые появились после демарша государя Франции по поводу готовящегося к подписанию ее договора о «Сердечном согласии» с Британией. Свою роль сыграла, несомненно, и отставка Витте, этого злобного интригана, который при каждом удобном случае старался поссорить общество с монархом и его семьей. Конечно, выйдя в отставку, Сергей Юльевич продолжил свое любимое занятие, но теперь ему труднее было это делать. Узнав о подлинном лице господина Витте, многие просто отказали ему от дома.

Ну а пока мы поговорили с государем о состоянии европейских дел. Мне было что ему рассказать. Надо отметить, что смена руководства МИДа положительно повлияла на его работу. Господин Ламздорф, прекрасный дипломат и честнейший человек, был слишком мягок и бесхарактерен. В его ведомстве царили склоки и интриги, товарищи министра ненавидели друг друга, что не могло не сказаться на работе министерства. После отставки господина Ламздорфа я изрядно почистил его авгиевы конюшни. Кое-кто ушел в отставку, кто-то поехал усмирять свои амбиции в качестве послов в Южную Америку или еще куда подальше.