Как показывали С. Князев и С. Пригаринов во время расспросов, на другой день после прибытия их в Черкасский городок казаки «в последнем часу дни» отправили из этого городка С. Князева и донского казака Лёвку Лукьянова, умевшего говорить по-татарски, в небольшом судне под Азов, вероятно, с тем, чтобы попытаться проникнуть в город водным путем. Однако на пути к Азову С. Князев и Л. Лукьянов были подмечены с небольших турецких судов, стоявших по обе стороны Дона. Среди турок поднялась тревога, и С. Князев и Л. Лукьянов отошли вверх по Дону и укрылись в камышах, где простояли весь следующий день.

Согласно показаниям С. Князева и С. Пригаринова в Москве, в этот день «за час до света» под Азовом началась ружейная стрельба — «учали бить из ружья из мелково» и били около двух часов. Затем стреляли из двух пушек и били «из мелково ружья» опять «часы з два ж», после чего стреляли из восьми пушек. И наконец, после этого «во весь день стрельба была из ружья и ис пушек с переметкою» (то есть чередуясь). Дождавшись темноты, С. Князев и Л. Лукьянов вернулись в Черкасский городок, а опять-таки на следующий день под Азовом «учали бить из большово наряду безпрестанно до полдень». Далее орудийный огонь велся «по вся дни статьями с перемежкою» (то есть, по-видимому, с перерывами), причем казаки Черкасского городка говорили, что это бьет «турской наряд». Наконец, в десятый день пребывания гонцов на Дону под Азовом началась стрельба из «большого наряда» и «бой (канонада. — О. К.) учал быть большой». «И учало де у них в городке (Черкасском. — О. К.) быть ужасно», — вспоминали во время расспроса в Посольском приказе С. Князев и С. Пригаринов.

Большая османская пушка (из указ. книги X. Йылдыза). В том числе из подобных орудий турки обстреливали засевших в Азове казаков.

Ситуация на тот момент действительно была критической. Как сообщил по секрету («сказывал тайно») гонцам есаул Черкасского городка Григорий Филиппов, в случае, если турки и крымцы возьмут Азов, то казакам из Черкасского городка придется, оставив последний, уходить вверх по Дону на верхние казачьи городки и «в Русь». С. Князев и С. Пригаринов спешно были отправлены из Черкасского городка обратно на Валуйки. Сами же казаки принялись копать ров (то есть обновлять укрепления) и одновременно готовить суда[112]. Как видно из данного сообщения, под Азовом решалась судьба не только этого города, но и казачьих городков.

В своих показаниях в Москве С. Князев и С. Пригаринов сообщали, что упомянутая стрельба была под Азовом в Петров день, то есть 29 июня. Ошибка здесь, учитывая упоминание о церковном празднике, маловероятна. В пользу данного вывода косвенно говорит и тот факт, что при упоминании о пребывании С. Князева в светлую часть указанного дня в камышах под Азовом в расспросных речах употреблено выражение «и на завтрея, в середу…». Пасха в 1641 г. приходилась на 25 апреля, и при соответствующем расчете подтверждается, что Петров день в этом году действительно приходился на вторник.

Подходя к завершению разбора документов о начале обороны Азова, отметим следующее. Согласно показаниям Б. Лукьянова и Р. Родионова с казаками их станиц, 24 июня под город пришла только крымская орда, турки же были лишь на подходе. Таким образом, если не считать вылазок казаков 24 и 25 июня (и, возможно, позднее), то основные боевые действия должны были начаться несколько позже. Когда? Заметим, что до указанной ружейной и пушечной стрельбы, которая шла «с переметкою» (попеременно) и очень похожа на перестрелку в ходе приступа турецкой стороны к городу, никаких предварительных обстрелов Азова расспросные речи С. Князева и С. Пригаринова не фиксируют. Обстрелов крепости не было ни в тот день, когда упомянутые гонцы подъехали к Азову, ни в день отправки С. Князева из Черкасского городка под Азов[113].

Итак, на наш взгляд, стрельба под Азовом 29 июня была связана именно с первым приступом турок. До этого турецкой стороной велось, по-видимому, возведение осадных укреплений (шанцев), как об этом сообщает Э. Челеби (см. далее). Затем последовал методический обстрел крепости, а канонада около 7 июля была связана, вероятно, с подвозом тяжелых стенобитных орудий. С. Князев и С. Пригаринов сообщали также, что на следующий день после их пребывания в камышах под Азовом артиллерийский огонь был только «до полдень», в то время как в последующем он велся «по вся дни», причем казаки в Черкасском городке определили, что это бьет «турской наряд». Возможно, стрельба 30 июня только до полудня была связана, как об этом известно из Поэтической повести, с захоронением турецкой стороной своих воинов, погибших в ходе приступа.

О начале решительного противоборства за Азов мы знаем почти исключительно из Поэтической повести. Последняя, вбирая в себя и известия Документальной, относительно подробно сообщает о первом приступе турецкой стороны к городу и последовавших вслед за ним событиях. Сохраняя по возможности образность и красочность описаний Поэтической повести, рассмотрим эти события.

Первый приступ, как уже говорилось, начался, согласно упомянутой Повести, на следующий день после переговоров сторон. Трудно сказать, велись ли эти переговоры в действительности, или же они были плодом фантазии автора Поэтической повести, согласно которой первый приступ турецкой стороны к городу был самым сильным. Как уже отмечалось, он был, по-видимому, предпринят турками 29 июня. Только янычар участвовало в нем, по сообщению Поэтической повести, 150 тысяч. Как говорится в Повести, приступавшие к Азову турки «крикнули… смело и жестоко» и, наклонив свои знамена к Азову, покрыли ими, по образному выражению автора, весь город. Давая неприятелю подойти поближе, казаки некоторое время не открывали огня. Затем, однако, началась бешеная пальба с обеих сторон. «На обе стороны лише огнь да гром от стрельбы стоял, огнь да дым топился до небеси» — так характеризует автор напряженность боевого столкновения.

Осаждающие крепость янычары и артиллеристы (из указ. книги X. Йылдыза).

На случай приступа у казаков были «отведены подкопы за город» (то есть были сделаны близ городовой стены), которые, согласно Поэтической повести, обвалились «от множества их (“бусурман”. — О. К.) неизреченных сил». На данное место был заранее наведен весь казачий наряд (артиллерия), заряженный дробью («дробом сеченым»). В результате «на тех пропастях», как выражается автор Повести, с турецкой стороны погибли «многие тысячи» (получается, таким образом, что это были не столько подкопы, сколько волчьи ямы). Однако «многим» же неприятельским воинам удалось взойти на стены по штурмовым лестницам. Согласно Повести, на стенах разгорелись рукопашные схватки, причем от порохового дыма казаки зачастую не видели друг друга, в ход пошли ножи. Позднее, ретроспективно говоря об отбитых вражеских приступах, автор Повести констатирует: «Окроме болшова приступа первого, такова жестока и смелова приступу не бывало к нам. Ножами мы с ними резались в тот приступ»[114]. По нашим наблюдениям, последнее выражение в повестях об Азове употребляется как обозначение высшего напряжения боя. В частности, выражение «резаться ножами» употребляется при описании борьбы за «проломное место» в стене Азова во время его взятия казаками (см. выше). То же выражение употреблено, к примеру, в статейном списке русских посланников в Крыму за 1657 г. в рассказе о бое в этом году крымцев с венграми. Крымским татарам удалось прорваться в «обоз» (полевое укрепление) последних. Как пишут посланники, между двумя сторонами «таков де бой был, что… ножами резались»[115]. В этот же день казаки ходили на вылазку, сумев даже захватить «болшое знамя царя турсково». По-видимому, вылазку казаки произвели уже поздним вечером, поскольку Повесть говорит, что с этим знаменем турецкие паши приступали «до самой уже ночи и всю зорю вечернюю». Получается, таким образом, что казаки в этот день одержали значительную победу над турками; потери последних автор Повести определяет в 22,5 тысячи убитых янычар («дватцать полтретьи тысячи»), причем это «окроме раненых»[116].