Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А кто тот парень, с которым я тебя видела? Понимаешь, о ком я. Твоего роста, шатен, аккуратный, весь такой американский.
– А, Ральф! Мы дружим еще со школы.
– Не смогла понять по вашему языку тела. Сначала мне показалось, что вы – пара, а потом – что нет. Вы уже ходили куда-нибудь вместе или типа того?
– Нет.
– Правда? А почему? Он симпатичный.
– Не знаю, – ответила я. – На самом деле мне кажется, что он гей.
– Почему ты так думаешь?
– Он не на шутку увлечен Джеки Кеннеди.
– Х-м-м. А это любопытно. – Светлана рассказала, что у нее в сербохорватском клубе есть знакомая лесбиянка и что та непрерывно думает о Джеки Кеннеди, Марии Каллас и Мэрилин Монро – насколько они были талантливы, эстетичны, близки к могущественным людям – и несчастны.
* * *
На следующий день мы с Ральфом ужинали, и к нашему столику подошла Светлана.
– Можно присоединиться? Не помешаю?
– Конечно можно, – ответил Ральф.
Она плюхнула свой поднос и принялась рассказывать о дружбе Валери с глухой девушкой по имени Пейшенс из ее класса по физике.
– Не думаю, что она ей как-то особенно нравится, но глухого человека – тем более по имени Пейшенс[10] – нельзя просто взять и проигнорить. А ведь тусоваться с ней – это так выматывает! Да, она умеет читать по губам, но ты должен стоять прямо напротив нее и говорить разборчиво, и при этом постоянно помнить, что нельзя позволять себе покровительственный вид. А некоторых людей она не может понять, и Валери приходится переводить. По телефону от имени Пейшенс тоже звонит Валери, и это ее страшно напрягает. Не знаю, сколько она еще выдержит. А у Ферн на шее сыпь из-за коллоквиума по биохимии. У нее вечно сыпь, но на этот раз больше похоже на крапивницу – вниз по всей спине. И довольно крупная, но я не буду вдаваться в детали за едой. Естественно, к врачу она не идет. Кстати, меня зовут Светлана, а ты, наверно, – Ральф. Нужно пожать руку, но я боюсь, что подцепила у Ферн простуду. Она еще и простыла, но это другая история. Извините, что я столько болтаю. Такое облегчение, когда не нужно париться о чтении по губам.
После ужина мы отправились в киноархив смотреть «Казанову» Феллини. Дорожка была слишком узкой для троих, поэтому я шла рядом с Ральфом, и мы обсуждали Джеки, которая не желала брать в руки мемуары Казановы, поскольку считала его жуликом, но Кассини убедил ее прочесть, и она потом поблагодарила его в очаровательной записке.
Через некоторое время мне стало неловко, что я бросила Светлану одну, и я подождала ее. – Теперь я определенно понимаю, что ты имела в виду, когда говорила, что он, возможно, гей, – сказала Светлана. Мою грудную клетку пронзил ужас. Ощущение, что ты кого-то предал, ничуть не лучше ощущения, что предали тебя. Даже, наоборот, хуже.
– Светлана!
– Что? Да он не слышит, не будь параноиком.
Услышал Ральф ее или нет – по его спине было не определить.
Зачем я говорила о нем со Светланой? Зачем я вообще сказала ей о нем хоть слово? Тут я вдруг подумала, что мне будет стыдно, если даже Ханна узнает, как я порой о ней говорю. А как нам следует говорить о людях?
В «Казанове» чувствовалась некоторая мстительность, словно Феллини завидовал богатому сексу своего героя и старался, чтобы тот выглядел поглупее. Почему так хохотали женщины, я не поняла.
Судьба в Новосибирске
– Извините, вы едете в колхоз «Сибирская искра»? – спросила Нина водителя автобуса. Она была в Новосибирском аэропорту.
– Нет, – ответил водитель. – Вам нужно такси.
– Вы едете в «Сибирскую искру»? – услышала Нина вопрос. Она обернулась и увидела молодого человека с чемоданом. – Я тоже туда еду, – сказал молодой человек. – Поехали вместе.
– Хорошо, – ответила Нина.
В такси Нина вынула письмо Ивана из своего учебника по физике и перечитала его.
– Смотрите, – сказал молодой человек, показывая в окно. – Видите эти огни? Это – центр города, здесь больше миллиона жителей.
– О, – ответила Нина.
Молодой человек посмотрел на нее. – Я вижу, у вас книга по физике. Вы физик?
– Да, я на последнем курсе.
– Я тоже на последнем курсе. Давайте знакомиться. Меня зовут Леонид. Я учусь в Иркутском научном центре.
– Я Нина, – сказала Нина. – Я учусь в Московском государственном университете.
– Боже мой, москвичка! А что вы делаете в Новосибирске?
– Изучаю вопросы физики передвижения оленей, – ответила Нина. Она солгала.
У Леонида был задумчивый вид. Нина молчала.
– Иван Алексеевич Бажанов? – повторила директор «Сибирской искры». – Она посмотрела в большую книгу. – Бажановых здесь нет. Но есть один Боярский, тоже Иван Алексеевич.
– Он давно здесь работает? – спросила Нина.
– Нет, недавно. Всего три недели.
Сердце Нины забилось чаще. Иван исчез ровно три недели назад!
– Мне бы хотелось с ним встретиться, – сказала Нина.
– Вы можете встретиться с ним в пять часов, – пообещала директор. – А сейчас он на опытной ферме.
– А чем занимаются на опытной ферме? – спросила Нина.
– Изучают важные вопросы. Например, чем лучше всего кормить оленей? У каких лис самый теплый мех? К сожалению, посторонним туда вход запрещен.
– Понятно, – сказала Нина.
На самом деле Нине не было понятно. Почему изучение корма для оленей держат в тайне? Может, «опытная ферма» – это в действительности лаборатория ядерной физики? Может, Иван скрывается там под псевдонимом?
* * *
– Я предупреждала, что это случится, – говорила Анжела Ханне, когда я вошла. Обе повернулись и посмотрели на меня.
– Нас обокрали, – сказала Ханна.
Пропала моя куртка, гарвардский шарф Анжелы, одна из Ханниных клетчатых рубашек («моя любимая», сказала она) и все ее носки. Ханна разбирала носки, оставила их на банкетке, и их просто взяли и забрали.
– Я же говорила вам запирать дверь, когда уходите. Я говорила! – сказала Анжела.
– Я вышла в холл на пять минут! И вообще я думала, что ты дома. Откуда мне знать? Даже когда ты дома, то всё равно сидишь там у себя за дверью.
– Всё равно нужно запирать!
Украденная куртка когда-то принадлежала матери, она носила ее много лет, пока не купила себе дубленку. Я нашла эту куртку у нее в шкафу, когда мне было пятнадцать, а потом она увидела меня в ней и подарила. Я любила ее – квадратные плечи, большие пуговицы, легкий аромат духов.
