готовка успокаивает, как ни странно, – призналась она, ставя передо мной широкое блюдо с красиво уложенными слойками, припорошенными сахарной пудрой.

– Ты самая необычная балерина, – вслух сказал я то, что возникло в моих мыслях.

– Ой, да ладно тебе, – в шутку отмахнулась она. – Скоро отбор для главной партии в «Бездне океана», а я за каникулы что-то совсем распустилась. Расслабилась. Два лишних килограмма набрала, безобразие!

– Я их что-то не заметил, – сказал я, желая ее ободрить. – Уверен, ты в отличной форме. В конце концов, расслабляться время от времени тоже нужно. И это, между прочим, твои слова.

– Ну да, – согласилась она.

Откусив кусочек от слойки, я не смог сдержать довольного мычания.

– М-м-м, Мари, ты просто богиня. Это же чудо! Я сейчас язык проглочу!

Довольная улыбка расцвела на ее красивом лице.

– Ну, значит, не зря я возилась с ними. Спасибо тете Элоизе за рецепт, мир душе ее.

Внезапно прямо над домом раздался громовой раскат такой силы, что задребезжали оконные стекла. Вздрогнув, Марьяна посмотрела в окно – там виднелось стремительно темнеющее небо и расползающиеся по нему темно-свинцовые грозовые облака, грозящие проливным дождем. Яркой вспышкой ветвистая молния вспорола беспокойный небосвод, а вслед за ней очередной раскат грома сотряс пространство от неба до земли. Порывом ветра распахнуло створку окна и растрепало легкие кремовые занавески. Встав из-за стола, Марьяна неплотно притворила окно, оставив маленькую щелку для проветривания. Ветер разметал ее вьющиеся каштаново-рыжие волосы, донеся до меня неповторимый медвяный аромат розовых лепестков. Взметнулась длинная юбка ее домашнего платья, на миг приоткрыв голые точеные икры. Эта картина невольно вызвала во мне волну жара, охватившего меня с головы до ног. Успокоившееся было сердце вновь ускорило свой ход.

Не в первый раз я поймал себя на мысли, что разглядываю Марьяну с интересом мужчины. Вот только когда настал тот момент, в который я начал замечать в ней невероятно привлекательную девушку? Этим летом? Нет, кажется еще раньше. Весной, наверное… Или еще зимой? Я и сам не понял, когда это произошло.

Балерины Эсфира по своей комплекции находятся посередине между идеалами русских современных балерин и балерин девятнадцатого века. Не такие субтильные и нереально-воздушные, как первые, но и менее округлые, чем вторые. Марьяну можно смело считать классической представительницей эсфирской балетной школы. Ее броская, но утонченная красота завораживала и притягивала взгляд.

Она была подобна сияющей звезде на темном небосклоне – такая яркая, прекрасная, манящая, но недоступная. Рост чуть выше среднего, гибкое тело, изящные шея и руки, тонкие запястья, заметно выдающаяся, но аккуратная грудь, гордая осанка и тонкая талия. Платье скрывало ее ноги, но память услужливо подбросила недавнее воспоминание – купание на озере всей нашей большой семьей. Купальный костюм с коротенькой юбочкой не мог скрыть соблазнительной плавной округлости бедер, стройности длинных ног с изящными щиколотками и рельефными икрами. Прибавить к этому роскошные вьющиеся волосы, доходящие почти до бедер, большие янтарного цвета миндалевидные глаза со вздернутыми внешними уголками, чистую, светлую, как слоновая кость, кожу, чувственный абрис пухлых губ – и Марьяна по праву считалась красавицей.

На всех балах она неизменно имела успех, в ее бальной книжке редко можно было встретить не занятый никем из кавалеров танец. Только если раньше это меня никак не волновало, вызывая только радость за нее и удивление тем, как быстро растут дети, то с недавних пор я вдруг понял, что мне неприятно, если с ней танцует кто-то другой. А если к этому танцу прилагался еще и флирт, то внутри меня словно просыпался и поднимал голову свирепый зверь, готовый рвать и метать. Он настойчиво шептал: «Ты видел, как он погладил пальцем ее ладонь? Видел? Ты видел, как он смотрит на нее? Ты видел, как он к ней прикасается?»

Ответ очевиден, и нет смысла врать самому себе – я ревную Марьяну! Ту самую девочку, которую помню еще крошечной непоседливой малышкой. Ту самую девочку, что росла на моих глазах. Ту самую, в которой всегда видел очаровательную девчушку и которую всегда был готов защищать, как свою родную сестру.

Как это произошло? Повзрослевшая Марьяна неосознанно будила во мне совершенно иные чувства. Я так и не понял, в какой момент жизни те ее особенности, что раньше умиляли, сейчас притягивали меня как мужчину и вызывали влечение.

Я встал рядом с ней у окна, наблюдая. Теплый взгляд ее янтарных глаз задумчиво блуждал по грозовому небосводу, блики небесных вспышек отражались в ее глазах. Одни Боги ведали, какие мысли сейчас царили в ее голове. Она молчала, овеянная какой-то мимолетной грустью и невесомой меланхолией, и, глядя на нее, я не хотел нарушать этот момент.

– Ну вот, уже август, – тихо заговорила она. – Скоро, моргнуть не успеем, придет осень.

– Лето всегда быстро пролетает, – заметил я.

– После смерти родителей я боялась наступления осени. Потому что ее начало приближало тот самый день. Приближало октябрь, – промолвила она, все так же глядя, как занимается гроза.

– Я это помню, – признался я. – Помню, как два года подряд вы с Ленаром наотрез отказывались отмечать Самайн, и никакие уговоры не действовали. На третий год вы согласились вместе вырезать тыкву-фонарь для наших родителей. Мы объяснили вам, что его свет поможет их душам быстрее найти наши дома, а значит, они смогут нас навестить.

– Они незримо, но все же будут рядом. Так ты тогда сказал. И мне от этого как будто чуточку легче стало, – призналась она. – А потом, год за годом… Время не лечит, это ложь, но оно примиряет с действительностью.

Повисло недолгое, хрупкое, как первый утренний лед позднего ноября, молчание, расколотое новым громовым раскатом.

– Я слышал, как ты разговаривала по кристаллофону с Марэей. Обустраиваете спальню будущих молодоженов? – поинтересовался я.

Она кивнула.

– Новая мебель уже стоит, осталось только занавески подобрать в тон и, может, какие-то интерьерные украшения, что там молодые решат. Это такие приятные предсвадебные хлопоты. Ты знаешь, когда мы разбирали вещи родителей, меняли обои в их бывшей спальне, я так странно себя ощущала. Даже описать не могу словами это чувство. Как будто одновременно и хотела этого и не хотела, но понимала, что настало время. А сейчас, когда я вижу в этой комнате новую мебель, совершенно другую обстановку и вещи Рейна и Марэи, мне становится так светло на душе, так отрадно. Ведь на моих глазах жизнь продолжается, несмотря ни на что. Наша семья продолжает расти, как того и хотели родители. Жизнь, она ведь, как река, должна нести свои воды сквозь время, а иначе превратится в болото.

– Я как