– Хорошо быть ветераном, – откликнулся Вадим. – За годы узнаёшь многие секреты, даже если не числишься в жрецах.

Наклонившись, он извлёк ключ из-под неприметного камня, одного из многих на захламлённом полу, и отпер дверь – столь же невзрачную и по виду хилую, однако подкреплённую слоем стали. Затем распахнул багажник и с натугой взвалил спелёнатого зверя на плечи, сторожась его клыков и когтей. Впрочем, тот даже не заворчал, будто его свирепость пошла на спад. И Юля мужественно помалкивала, только напряжённо прислушивалась к шорохам.

– Прошу, сударыня, – позвал Вадим, включив на входе свет. – Только не спешите уж слишком, поберегите ножки. Такие жалко сбивать.

– Любые жалко, – возразила девочка, – если свои.

И на цыпочках вступила внутрь, завёрнутая в драное одеяло, словно в тогу. Но в следующую секунду Юля спустила его до локтей – в зале оказалось на удивление тепло. Раскочегаренный почитателями, местный бойлер согревал помещения круглые сутки, а где-то наверняка хранились запасы горячей воды, дожидаясь утренней службы.

Протопав в угол зала, Вадим свалил груз на сложенные маты и только теперь смог разглядеть перехваченную у Шершней добычу. Серк оставался по-звериному насторожён, однако прежнее буйство в нём утихло, и на Вадима он поглядывал без особенной злобы, будто обострённым чутьём не улавливал в пленителе угрозы. Чёрт знает его, этого серка, – кажется, он пялился на Вадима даже с ожиданием. И что ему требовалось теперь: сырое мясо, чаша с кровью, самка… может, бог? Что за чушь!

– А ведь он красив, – заметил Вадим, – для тех, кто понимает. Смотри, какой!

И вправду, в развитии плоти серк, кажется, достиг отмеренного природой предела, за которым кончается человек. Огромный его костяк поражал соразмерностью; рельефные массивы мышц, увитые чётким узором вен, походили на полированные валуны; натянутая матовая кожа – на тонированный мрамор. Даже лицо оказалась молодым, безупречно правильным, прекрасной и мощной лепки. И пахло от, него, даже «пыхало», непоколебимым абсолютным здоровьем. А ещё – сутью могучего самца, на которую безотказно откликалась любая самка.

Но самое замечательное, что при всём том серк вовсе не поглупел. Наоборот: успокоясь, его мозг функционировал как часы, отменно решая свои нынешние, звериные задачи.

– По крайней мере, это не тот, который за тебя подержался, – сообщил Вадим девочке. – Уже легче, да?

Хотя и тот, кто был на очереди вторым, добавил он мысленно. Но про это Юле лучше не знать, иначе не сумеет снизойти. Конечно, приручать можно даже людоедов, но уж не тех, что питались твоими родными.

Вадим присел рядом со зверем на корточки, разглядывая свисающий с массивного плеча предмет, смахивающий на разбухший и облепленный вычурными наростами пластиковый брандспойт. Из его горла, видимо, и выплеснулась эта прорва тонких жгутов, за мгновение превратившая грозного серка в беспомощный тюк. Вадим даже повертел штуковину в руках – с предельной осторожностью, чтобы случайно не выпустить зверя на волю: не настолько тот присмирел.

– И долго ждать, пока он обретёт человечий облик? – с нетерпением осведомилась Юля. – Может, к нему даже вернётся речь?

– Поговорить с ним можно прямо сейчас, – откликнулся Вадим. – Только что он расскажет – свою биографию? Она больше не играет роли.

– А что играет?

– Он зверь, Юля, – негромко сказал Вадим. – И с этим ничего не поделать. У него больше нет бога внутри. Но для наружного ещё осталась лазейка, и сейчас важно, кто даст ему этого бога – Шершни или мы.

– Мы? – испуганно спросила девочка. – Что ли, серьёзно?

– Ты, – с ухмылкой уточнил Вадим. – Он из жёнопоклонников.

– Совсем здорово! А где я возьму бога, ты подумал?

– Поройся в себе, – предложил он, – авось сыщешь. Теперь от тебя зависит не только собственная благодать. Ты же добрая, Юля! И всегда мечтала заиметь персонального зверя, почитающего тебя за богиню. А чем плох этот – слишком умён, да? Слишком опасен? Тем почётнее им повелевать, и тем нужней ему якорь на стороне, чтоб было кому сдерживать его дикость!..

– А сам чего ж? Твой якорь втрое против моего – по массе.

– Я не умею повелевать, – объяснил Вадим, – в меня это не заложено. Во-вторых, тебя он вознесёт куда выше, я чувствую. В-третьих, я-то сумею за себя постоять, а вот тебе не помешает второе тело – уж это разорвёт за тебя любого!

– Ну хорошо, а что для этого требуется? – спросила девочка. – Не стану ж я кормить его грудью!..

– Пока просто посиди рядом. Малыш ещё не созрел. Только не касайся тросомёта – боже тебя упаси!

– По-моему, он перезреет скоро, – пробурчала Юля, однако послушно подсела к серку, с опаской поглядывая то на него, то на Вадима, удалявшегося от обжитого угла к зеркальной стене. – Лишь бы свалился не на меня.

По центру стены мостился старенький телефон, служивший для экстренной связи со жрецами. По совместительству он исполнял роль номерного замка: вполне нетривиальное решение и достаточно надёжное – если б не острое зрение Вадима. Как бы часто жрецы ни меняли здешний пароль, протирать кнопки перед уходом они не додумались. Потребовалось лишь разглядеть, на каких кнопках осталось меньше пыли, и перебрать с дюжину вариантов. Затем створки разъехались, и – не без трепета – Вадим впервые шагнул в билдерское зазеркалье.

– Эй, а про меня не забыл? – позвала сзади Юля. – Могу я на минуту оставить эту гориллку без присмотра?

– Ладно, двигай сюда, – разрешил он.

Зашуршало сбрасываемое одеяло, и топот голых пяток возвестил приближение девочки. Нырнув в проём, она тотчас обхватила руку Вадима, прижавшись к ней грудью, и с любопытством оглядела священную комнату, где жрецы, по их словам, предавались медитации и раздумьям. Было здесь довольно неряшливо, даже со стола не удосужились убрать: огрызки, пятна, крошки, пара бутылок, благоухающих медовухой, – хотя от подопечных требовали идеального порядка, а полы в залах скоблили через день сами же билдеры. Всё-таки в закрытости есть свои минусы: даже уборщицу не пригласишь!..

– Так и пойдём? – спросил Вадим, оглянувшись на девочку.

– Ага, – радостно подтвердила она. – Ты мне не мешаешь.

Усмехнувшись, он повлёк Юлю в глубину комнаты, к упрятанному в стене шкафчику, запертому с избыточной основательностью. Немного повозившись, открыл его, пробежался взглядом по полкам. Вадим и сам не слишком представлял, чего тут ищет, однако почти сразу наткнулся на странность.

– А вот про это я не знал, – сказал он, снимая с полки пузатый тюбик и аккуратно отщёлкивая крышку. – Видишь?

– Чего это?

– «Химия», – ответил Вадим. – Та самая, пресловутая! Просто втирается в мышцы для преимущественного роста, а прочее прилагается, включая неизбежное озверение. Ай да жрецы, и они не устояли перед соблазном!.. Или на них надавили Шершни? То-то в последнее время стало тяжелее дышать – даже здесь. Правда, мне-то жрецы не предлагали: всё ж хватило ума.