— Пожалуйста, продолжайте, — попросила она. На нее внезапно нашло какое-то оцепенение.

— Да все уже. Злоупотребление властью, даже в таком пустяке, вещь отвратительная. А когда кто-нибудь вроде меня дерзнет вам ответить, вы грозите ему увольнением, а ваша угроза — это почти состоявшееся увольнение. И это хуже, чем отвратительно, это просто низко.

Я повернулся и пошел к двери: сначала найду Бенсона, потом скажу капитану о своем уходе. «Кампари» и так уже надоел мне хуже горькой редьки.

— Мистер Картер!

— Да? — я обернулся, держа руку на ручке двери. Механизм окраски ее щек продолжал работать регулярно. На этот раз даже загар не скрывал ее бледности. Она подошла и положила ладонь мне на руку. Твердой ее руку я бы не назвал.

— Мне очень, очень жаль, — сказала она тихим голосом. — Не могла представить. Я люблю шутки, но не оскорбительные шутки. Я думала… я думала, это безобидно, и никто не был против. Мне и в голову не приходило лишать кого-нибудь работы.

— Ха-ха, — ответил я.

— Вы мне не верите, — все тот же тихий голос, ладонь по-прежнему у меня на руке.

— Конечно, верю, — неубедительно соврал я. И взглянул в ее глаза, что было серьезной ошибкой и крайне рискованным мероприятием. Впервые я обнаружил, что эти огромные зеленые глаза могли каким-то хитрым образом мешать человеку дышать. Мне, во всяком случае, они дышать не давали. — Конечно, верю, — повторил я. На этот раз убежденность в моем голосе ошеломила даже меня самого. — Пожалуйста, простите меня за резкость. Мне нужно спешить, мисс Бересфорд.

— Можно мне пойти с вами? Ну, пожалуйста.

— Да пропади все пропадом, идите, — раздраженно согласился я. Сумев отвести взгляд от ее глаз, я снова обрел способность дышать. — Идите, если хотите.

В носовом конце коридора, рядом с дверью в каюту Сердана, я наткнулся на Каррераса-старшего. Он курил сигару с тем довольным и умиротворенным видом, который неизменно снисходил на всех пассажиров после того, как Антуан завершал насыщение их желудков.

— Вот вы где, мистер Картер, — воскликнул он. — А мы недоумевали, почему вы не вернулись к столу. Позволю себе спросить, что случилось? У входа на пассажирскую палубу собрались матросы. Мне казалось, что правила запрещают…

— Они ожидают меня, сэр. Бенсон — вы, вероятно, его еще не встречали, это наш старший стюард, — он исчез. Снаружи собралась поисковая группа.

— Пропал? — седые брови полезли вверх. — Куда он мог… да, да, конечно, вы сами не имеете представления, что с ним приключилось, иначе не устраивали бы этот поиск. Я могу помочь?

Я заколебался, вспомнив на секунду о мисс Бересфорд, уже пробившей себе дорогу в ряды участников поиска, и осознав, что теперь ничем не смогу остановить ораву других пассажиров, которые также пожелают участвовать. Наконец, я сказал: — Благодарю вас, мистер Каррерас. Вы, похоже, не тот человек, который может многое упустить.

— Мы одного поля ягода, мистер Картер. Пропустив мимо ушей эту загадочную фразу, я заторопился к выходу. Безоблачная ночь, черное небо, неправдоподобно густо усеянное звездами, нежный теплый ветерок с юга, легкая ленивая зыбь на море. Для наших стабилизаторов, свободно съедавших двадцать пять градусов во время тридцатиградусной качки, это был не соперник. Темная тень отделилась от тонувшей во мраке переборки. Ко мне подошел Арчи Макдональд, боцман. Несмотря на свои девяносто кило живого веса, он двигался легко, как балерина.

— Какие успехи, боцман?

— Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. А на палубе сегодня вечером, между восемью и девятью, было по меньшей мере человек десять.

— Мистер Вильсон здесь? Ага, здесь. Мистер Вильсон, возьмите ребят из машинного отделения и троих матросов. На вас палуба и все, что ниже. Приступайте. Макдональд, мы с вами займемся верхними палубами. Левый борт ваш, правый — мой. Два матроса и кадет. Полчаса. Встречаемся здесь.

Одного человека я послал проверить шлюпки. Почему это вдруг Бенсон возымел желание забраться в шлюпку, я не мог и вообразить. Разве что шлюпки всегда почему-то привлекают тех, кто хочет спрятаться, хотя, с другой стороны, было непонятно, чего это вдруг ему приспичило прятаться. Второй человек был послан рыскать по надстройке за мостиком. Сам я вместе с Каррерасом прошелся по помещениям шлюпочной палубы: радарной рубке, штурманской рубке, сигнальному мостику. Рыжик, наш младший юнга, отправился на корму в сопровождении мисс Бересфорд, которая, судя по всему, догадалась, что я разделить ее общество не рвусь. Зато Рыжик рвался. Он всегда рвался. Что бы ни говорила Сьюзен Бересфорд ему или о нем, ему было все равно. Он был ее рабом и не скрывал этого. Если бы она из любопытства попросила его прыгнуть с мачты в бассейн на палубе, он бы счел это для себя величайшей честью. Я живо представил себе, как он бродит по палубам подле Сьюзен Бересфорд и лицо его пламенеет под стать шевелюре.

Выйдя из радарной рубки, я едва на него не натолкнулся. Он пыхтел, как будто прибежал черт знает откуда, и я должен был признать, что был неправ насчет окраски его физиономии. В полумраке палубы она казалась серой, как старая газета.

— Радиорубка, сэр, — он, задыхаясь, произнес эти слова и схватил меня за руку. Об этом в обычных обстоятельствах он и подумать-то не смел. — Пойдемте быстрее, сэр. Пожалуйста.

Я и так уже бежал.

— Вы нашли его?

— Нет, сэр. Там мистер Броунелл. — Это был наш старший радист. — С ним что-то случилось.

За десять секунд я домчался до радиорубки, проскочил мимо Сьюзен Бересфорд, бледным пятном видневшейся против двери, перепрыгнул через комингс и остановился.

Броунелл так вывернул реостат освещения, что лампа едва светилась. Радисты во время ночных вахт имеют обыкновение сидеть в темноте. Сам он склонился над столом, уронив голову на правую руку. Мне были видны только его плечи, волосы и маленькая плешь, являвшаяся несчастьем его жизни. Пальцы отведенной в сторону левой руки едва касались телефона прямой связи с мостиком. Ключ передатчика монотонно пищал. Я чуть подвинул его правую руку вперед, писк смолк. Попытался нащупать пульс в запястье вытянутой левой руки. Потом сбоку шеи. Затем обернулся к Сьюзен Бересфорд, по-прежнему стоявшей в дверях:

— У вас есть с собой зеркало? — Она молча кивнула, порылась в сумочке и вручила мне пудреницу с зеркальцем в крышке. Я вкрутил реостат на полную яркость, повернул голову Броунелла, подержал зеркальце около рта и ноздрей, поглядел на него и отдал обратно.

— С ним действительно что-то случилось, — сказал я уверенным голосом, прозвучавшим странно в этой обстановке. — Он мертв. Или я думаю, что он мертв. Рыжик, приведи сюда доктора Марстона, он обычно в это время в телеграфном салоне. Скажи капитану, если он там. Больше никому об этом ни слова.

Рыжик исчез, а на его месте в дверях, рядом с Сьюзен Бересфорд, возникла новая фигура. Каррерас. Он замер, занеся ногу над комингсом. — Бог мой! Бенсон!