Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И, третья часть — диафильм. Тоже «Визит британской эскадры». Сорок три вида. Демонстрируется посредством фильмоскопа «Луна». Не очень дешевом, но и не слишком дорогом. Для среднего класса доступный. Беда лишь, что среднего класса маловато, но это уж так водится — чего не хватишься, всего мало. Зато мы уже подготовили с полдюжины диафильмов, «по мотивам произведений барона А. ОТМА».
Диафильм тоже прошёл приёмку Государя, а «фильмоскоп вызвал неподдельный интерес» (так будет написано в «Газетке»), и Papa из личных средств решил закупить для народных училищ сто фильмоскопов. Почина ради. Газета «Правда» почти наверное разразится презрительной заметкой о гнусной благотворительности в попытках откупиться от разоряемого царизмом народа, но кто её читает, «Правду»? Нет, читают помаленьку, но у «Газетки» тираж вдесятеро больше, а кроме «Газетки» есть «Новое Время», «Русское слово» и другие, которые поместят объявление: «Фильмоскопирование и кинематограф есть важнейшие из искусств для стремящихся к культуре широких слоёв населения!», так-то.
Я сидел в своей комнатке, то бишь покоях, и отдыхал. Мне нужно много отдыхать, много и часто, особенно в такую жару. А то опять ударит, не солнце, так тепло, а я не хочу.
Лениво перелистываю «Новое Время». Papa сомневался, не рано ли мне читать такие газеты, может, достаточно и «Газетки», но я ответил пафосно «Газета — это не чтение от скуки, газета — это наши глаза и руки», и на изумленный вопрос Papa, кто это сказал, скромно ответил — я.
Правы, правы те, кто подозревает, что за бароном А. ОТМА стоят большие писатели. Стоят! И с Толстым-Бостромом угадали, «Гиперболоид» я у него утащил, пусть он, «Гиперболоид», ещё и не написан. Но ведь не корысти ради, а токмо во имя светлого будущего. Оно, будущее, воздаст обокраденным сторицей. Если наступит.
Беспокоило меня то, что в газетах ничего не писали об ультиматуме, который Австрия предъявила Сербии. Должна была предъявить, я точно помнил. О сараевском убийстве пишут более как о скандальном происшествии, нежели о трагедии мирового масштаба. Даже с какой-то подспудной радостью пишут, мол, вот вам за притеснение братьев-славян! Хотя эрцгерцог славян, похоже, вовсе не притеснял, скорее, наоборот Неужели я своими действиями уже изменил Большую Историю, и мировой войны не будет? Оно бы и хорошо, конечно, но вряд ли. Очень даже вряд ли. И потом, вдруг она, война, возникнет по иному поводу, для меня неожиданному, что тогда? Война, как писали в советских учебниках, есть результат противоречий, присущих империализму, а империализм никуда ведь не делся. А что до Франца Фердинанда, одним больше, одним меньше… Теперь эрцгерцог в Австрии Карл. Лучше, хуже, России всё равно.
Стук в дверь. А, это ma tante Ольга. Она часто ко мне заходит, когда навещает брата, то есть Papa.
— Это… Это твоя новая работа? — спросила она, и стала разглядывать висящую на стене картину.
— Да.
Когда тушь из опрокинутой тушницы залила половину рисунка, я поначалу хотел выбросить испорченный лист. Но Анастасия сказала, что вышло очень здорово: половина — мирная картина, морской простор, ялики под парусом, ничего не подозревающие люди веселятся, а половина — тьма.
И я лист высушил, а потом велел вставить в рамку. Лист бумаги, он просто лист, а в рамке — уже картина.
— Пугает.
— А уж как меня пугает, — ответил я. — Каждую ночь.
— Каждую ночь?
— Во сне. Я вижу это во сне — будущую войну.
— Ты думаешь, случится война?
— Может случится.
— Когда же?
— Скоро. Совсем скоро.
— С кем же?
— Это как в сказке про репку. Австрия за Сербию, Россия за Австрию, Германия за Россию — и разгорится война.
— Австрия за Сербию? Это из-за гибели эрцгерцога?
— Из-за убийства эрцгерцога, — поправил я.
— Но его же убил этот… Студент или гимназист, да? Причем здесь целая страна, Сербия?
— Он же, ma tante, не в военторге револьвер покупал…
— Не в военторге?
— Не в магазине, я хотел сказать. Его подготовили сербы, тренировали, вооружали, его и сподвижников. По приказу очень важного военного. Во сне его звали как священного быка, Апис.
— Апис…
— Ну да. Я вижу его офицером, полковником. Но с бычьей головой. Во сне вижу, во сне. Я понимаю, что так не бывает, но… И я знаю, что это он убивал короля Обреновича и его жену. И, главное, я знаю — во сне знаю! — что если Россия начнет воевать — а так задумал Апис! — то и нас всех убьют, как Обреновичей.
— Кого — нас всех?
— Mama, Papa, сестёр, верных слуг. Вас… Нет, вас, ma tante, не убьют. Вы успеете убежать.
— А тебя? — не удержалась ma tante.
— Меня? Меня тоже убьют. Несомненно. Если я не умру раньше.
Глава 7
4 июля 1914 года, пятница
Мальчик, не мешай!
Сегодня курьер доставил посылку и мне. Двадцать экземпляров «Тайны двух океанов». Первый выпуск.
Я распечатывать пакет не стал. Отложил. Будет чем заняться долгими светлыми вечерами.
Мы опять на воде. «Штандарт» в окружении миноносцев, на рейде Паатио, Виролахти, кажется так. Финские названия, переложенные на русский, сложны, порой мне кажется, что это специально сделано, с целью запутать шпионов и диверсантов. Но место привычное, Papa и Mama проводят здесь каждое лето. Нравится им. А мы — вместе с ними, конечно. Императорская семейная робинзонада, вдали от шума городского. Если допустима робинзонада на яхте размером с крейсер, в сопровождении миноносцев, посыльных катеров и прочих водоплавающих. Император не привык себя стеснять ни в чём.
Далеко от Петербурга мы не отошли. Миль сорок, сорок пять — по прямой. Но по прямой в шхерах корабли не ходят, особенно такие большие, как «Штандарт». Малым ходом, с лоцманом, а то недолго и на рифы сесть. Бывали пре-це-ден-ты. Для скорости есть катерок, за два часа добегает до Кронштадта. Сдает и берет корреспонденцию, всякие посылки, припасы, и всё, что вдруг понадобилось робинзонам.
Снаружи — дождь. Серый, мелкий, сеет и сеет. Будто мало вокруг воды.
Papa работает с бумагами. Их, бумаг, привозят ему во множестве. Но сестрицы Ольга и Татьяна уже почти год как взяли на себя первичную сортировку.