прогонять через кабинеты стоматолога, флюорографии и дерматолога. Стоматолог, молоденькая блондинка, внимательно осмотрела мои зубы, с любопытством прощупав руками все пломбы и коронки: «А это что? А это?» Меня порадовало, что она хотя бы была в синих одноразовых перчатках. Флюорографию делала плотно сложенная девица в знакомой зеленой форме – юбка, косынка… Хозка? Дерматологом оказался коренастый, крайне подвижный мужчина восточного типа. Как выяснилось, он к тому был же заместителем начальника медсанчасти СИЗО. Все звали его попросту Равиль.

Равиль сидел за столом и что-то быстро писал. Не глядя на меня, спросил, есть ли какие жалобы. Я рассказала про свои суставы. Однажды во время съемок мне пришлось долгое время работать под проливным дождем. С тех пор и мучилась, была вынуждена пить хондропротекторы. Ежедневно. Равиль развел руками – мол, у нас нет таких препаратов, извини. И все – на этом медосмотр закончился.

Когда я и мои спутницы одна за другой закончили с кабинетами, поначалу мы скучковались у выхода из медкрыла. Так как было сказано: «Ждите, сейчас вас заберут».

Но прошел примерно час, а нас никто так и не забирал. И постепенно все разбрелись по медкоридору. Кто прикорнул на лавке, кто пошел искать туалет, кто присел на корточках у стены.

Стоять столбом на одном месте было невыносимо, и я тоже решила прогуляться. Под потолком вдоль одной из стен шли очень узкие окошки – как потом выяснилось, они выходили на «волю», на Шоссейную улицу, где находилось СИЗО-6. Коридор был достаточно длинный, с кучей дверей. Встречались таблички: «Терапевт», «Гинеколог», «Процедурная»… Вдоль стен висело несколько тематических стендов с картинками: о СПИДе, алкоголизме, вакцинации…

По коридору то и дело сновали люди в медформе – врачи и медсестры. Также все время прибывали и отбывали другие заключенные – их приводили дежура, оставляли, а потом забирали. Я не могла оторвать взгляда от этих женщин. Они резко отличались от напуганных карантинных барышень, во-первых, своим совершенно расслабленным, даже довольным видом. Многие оживленно болтали. Даже хохотали. Только потом я поняла, что внешняя веселость этих женщин совершенно не соответствует их реальному настроению.

Многие из них были в дорогой одежде, с чистыми ухоженными волосами. Большинство – аккуратно накрашены. У одной из них, загорелой стройной брюнетки с длинными шелковистыми локонами, словно бы сошедшей со страниц светской хроники, замечаю бутылочку питьевого йогурта. И не выдержав, подхожу:

– Извините, пожалуйста, не скажете, а откуда здесь берут эти йогурты? – я уже просто изнемогаю без молочных продуктов. И увидеть здесь – на фоне диеты из каш, чая и воды из-под крана – настоящую «Активию» было для меня равно чуду!

– В интернет-магазине. Ты с карантина что ль, новенькая?

– Ага.

– Скажешь родственникам положить тебе деньги на счет и сможешь покупать что захочешь. Это просто…

Мы промаялись в медкрыле еще часа два, не меньше. И когда дежурка привела нас обратно, уже раздавали обед. После еды меня и других карантинных снова куда-то повели. Финальной точкой маршрута стал кабинет в узком коридорчике, к дверям которого выстроилась длинная, более тридцати человек, очередь.

Пристраиваюсь в конце. Проходит более часа в ожидании. Женщины одна за другой заходят в эту дверь, а потом отходят в другой конец коридора. И вот наступает моя очередь. Захожу в небольшой кабинет. Дежур делает знак встать перед столом, на котором лежит куча папок – личные дела заключенных. За столом сидят трое мужчин в форме. Тот, кто с краю, строго говорит:

– Назовитесь.

– Вебер…

– Полностью! Фамилия, имя, отчество!

– Вебер Людмила Владимировна…

– Статья.

– Э… Статья?

– Статья, по которой обвиняетесь?

Ощущение некоего странного экзамена. И я понимаю, что не выучила этот билет. В постановлении о моем аресте было перечислено много разных статей, но я даже не стала вчитываться в эти цифры! Не то что бы запоминать! Я бормочу:

– Э… Извините, я не знаю… Э… «Убийство»?..

Тот, кто сидит посередине, худощавый, с серьезным непроницаемым лицом, уже нашел папку с моим делом и читает. Внимательно меня разглядывает. Потом о чем-то тихо переговаривается с остальными, делает пометку в папке, машет дежурному рукой. Дежур открывает дверь и кивает мне – мол, все! Выходи из кабинета!

Как оказалось, здесь была решена моя дальнейшая участь в СИЗО-6. Этот серьезный мужик по фамилии Решкин занимал серьезную должность. И ко всему прочему распределял вновь прибывших по камерам, что достаточно сложно, так как нельзя было смешивать различные контингенты заключенных. Рецидивистов и тех, кто арестован в первый раз. Тех, кто идет по тяжкому преступлению – убийство или разбой, и тех, кто по легкому – кража или мошенничество. Нельзя сажать в одну камеру соучастников преступления – так называемых «подельников». А еще отдельной строкой шла категория лиц, которых необходимо было запрятать в особо изолированное место – по прямому распоряжению следственных органов. И оказывается, я была причислена к последним. Поэтому Решкин распределил меня на «специальный блок» изолятора. Так называемый спецблок или попросту – спецы.

Но на тот момент я этого еще не знала, да и если б знала – что бы это изменило? Мне уже были неподвластны не только моя судьба, но и даже мое тело с его передвижениями. Нужно было идти – куда ведут, стоять там – где поставят, сидеть там – где посадят, спать там – где положат. Ты становился послушной марионеткой в руках другого человека, в буквальном смысле этого слова. Такой вот нюанс: за все время пребывания под арестом, а это два года семь месяцев, я не открыла своими руками ни одной двери! Их открывали передо мной «специально обученные люди». А я всякий раз должна была стоять перед дверью и просто ждать. И даже после освобождения эта привычка оставалась со мной на какое-то время – стоять перед дверью и ждать, что ее кто-то откроет…

Когда меня отвели обратно в карантинную камеру, у нас уже была новая соседка, и все мое внимание на какое-то время переключилось на нее. Это была совсем молоденькая девчонка – на вид лет пятнадцать, не больше. С длинными светлыми волосами и большими голубыми глазами. На вид настоящая Мальвина из сказки. Очень хрупкая и хорошенькая.

И я с удивлением слышу, что эта Мальвина находится на пятом месяце беременности. Хотя да, она в объемной кофте, поэтому живот не заметен.

Девушка рассказывает, что ее взяли за вымогательство. Она и ее парень расставляли сети для любителей маленьких девочек – богатеньких педофилов, а потом шантажировали их, вымогая довольно-таки крупные суммы.

– На самом деле мне 19 лет… – застенчиво улыбается Мальвина.

– Но погоди, ты же беременная была?

– Ну и что,