— сказал таможенник. — Но у нас просто нет возможности что-то исправить. Система отслеживает нарушения и срабатывает автоматически, понимаете? Я тут ничего не могу сделать, правда. У нас тут тракторы бывшего кандидата в президенты недавно арестовали на границе, так даже их не выпустили, пока он не заплатил. Вы можете подать жалобу, но это не здесь и, сразу говорю, что вряд ли поможет. 

— Понятно. — Наташа поднялась и запахнула пальто. — А через суд?

— Можете. Наверное, можете и Ozon`у претензию написать… Но, думаю, и там, и там — без шансов. 

Возле серого здания продолжали висеть унылые клочья тумана, а за шоссе над метелками берез каркали черные гирьки грачей. 

В садике возле раздевалки Наташу поймали беспокойные мамы и отжали у нее тысячу рублей на нужды группы. Успокоенные ее сговорчивостью, они даже смилостивились и добавили ее в родительский чат, который тут же начал раздражающе блямкать в телефоне.

— Что делала сегодня? — спросила Наташа, сжимая маленькую теплую ручку дочери и следя, как ботинки шлепают по весенним лужам. 

Мила ответила: 

— Я всех в саду смешила!

— А что ты делаешь, чтобы всех рассмешить?

Мила зарычала и изобразила маленького монстрика, прыгнув в холодную лужу и обрызгав Наташу. Но та не рассердилась, а вспомнила, что эти хорошие мембранные ботинки были куплены на заработки от глазок.

— Ты монстриком становишься?

— Дя. А они в саду рассмехиваются.

— А монстра они не боятся? 

— Неа, ничего не боятся. 

— Хорошо им. А я многого боюсь.

— Мам, и ты не бойся.

Наташа заглянула в почтовую пасть и вытащила из нее ворох рекламного мусора. Они поднялись на скрежещущем лифте домой. Сил не было. Наташа раздела дочь и себя, но вместо того, чтобы закинуть вещи в машинку, бросила их на пол, заползла в кровать, уложив дочь рядом, и провалилась в сон, похожий на кирпичную кладку — тяжелый и фрагментарный.  Проснулась она, почувствовав мужа рядом. Он пришел раньше обычного. Его колючая щека легла ей на висок.

— Ну как? — Игорь обнял жену и дочь одновременно.

— Судиться или платить штраф, — шепотом сказала Наташа поверженно, не поворачиваясь и чувствуя его теплое дыхание.

— Тебе хватит?

— Даже если все продать, еще тысяч сто останется.

Слезы без разрешения поползли по щекам. 

— Не волнуйся, я найду, — муж погладил ее по голове.

— А что потом? — Наташа поймала его руку.

— А потом — суп с котом, — по-детски пошутил он.

— И пирожки с котятами? — подхватила она.

И они тихонько рассмеялись.  

Подружка невесты

Я знала: если не встану сейчас, мы поссоримся навсегда. И продолжала лежать. 

День только начался, а я уже ненавидела его. Букет из роз, пеонов и фруктов возле кровати, прикрытый утренним сумраком, кричал красными ртами гранатов. Я собрала его своими руками, а теперь хотела вышвырнуть вон. Птички трещали за окном, а телефон я задушила подушкой, словно неумолкавшего ребенка. Отдай мне платок Фрида, я собираюсь убить двадцатилетнюю дружбу — отнесу ее в лес и закопаю под колокольчиками! И трепетные цветы будут неодобрительно качать головами над ее маленькой могилкой.

  Вчера меня разжаловали в подружку невесты. Лена боялась, что я опоздаю. Что приедет жених и некому будет петь пошлые частушки, лопать шарики с загадками и заставлять народ плясать и пить водку в обшарпанных пролетах пятиэтажки. Рядом с букетом у меня покраснела от стыда лента свидетельницы. 

Я ненавидела свадьбы. Но дружила с людьми много и буйно, поэтому постоянно оказывалась в свадебных силках. Это ведь не просто праздник, это этап жизни, его нельзя игнорировать. Счастье надо уметь проживать со своими людьми так же, как и горе — вблизи, иначе ты — пыльца, не человек. Но даже на самых пристойных свадьбах меня тошнило от речей про отплытие корабля любви, слезных поздравлений в стихах, многоэтажных тортов и поцелуев под пьяный ор. Считаю, что людей, которые рифмуют в открытках «зорьку»-«горько», «любовь»-«вновь» и «поздравляем»-«желаем» надо растворить в кислоте прямо на глазах у родни, чтоб другим было не повадно. 

Но я старалась быть преданным человеком и год за годом ходила с подружками выбирать белые платья, рисовала плакаты с сердечками и устраивала конкурсы на лестницах хрущевок. 

Лена выходила замуж второй раз. 

Мы близко дружили в средних классах. Подростковая дружба похожа на школьные дискотеки: выцепляешь кого-то малознакомого из полумрака и мнешься с ним на месте под «Чужие губы тебя ласкают», но чувствуешь себя так, будто вы уже избороздили все моря, переболели цингой и вместе открыли седьмой материк. В школе не выбираешь друзей, и они не выбирают тебя — вы просто совпадаете в пространстве и времени. С Леной мы совпали в пространстве электрички. Мы жили в соседних домах и даже ходили в одну группу в садик, но я там Лену обижала и стучала ей куклами по кудрявой голове. Потом нас обеих засунули в школу в соседнем городе, и мы слепились в одно целое в тамбуре забитой электрички, придавленные друг к другу обстоятельствами.

Вместе прогуливали уроки, играли в бутылочку с одноклассниками за школой и красили волосы дешевой краской. Ее родители пили и постоянно скандалили. Мои родители постоянно работали и не разговаривали друг с другом. Иногда моя мама возила нас в школу на машине, и мы болтали и смеялись всю дорогу. У Лены был высокий голос (такой называют звонким), добродушное овальное лицо и упругие кудряшки. Еще она быстро бегала на соревнованиях — настолько быстро, что мне под ее покровительством на уроках физкультуры разрешали пинать балду. А я писала в толстых тетрадках первые заметки и ходила одна в лес собирать землянику. 

С тех пор, как мальчик из параллели в восьмом классе позвал Лену в гости, наша дружба лишилась крыльев. Мы по-прежнему часами болтали по телефону, иногда ходили гулять втроем, но Лену уже ничего не интересовало, кроме отношений. Она даже на соревнования перестала ездить. Пользуясь образовавшейся между нами разницей в жизненном опыте, она стала сочинять небылицы. Я подыгрывала. Вначале она якобы забеременела (все в ее рассказах, конечно, закончилось выкидышем). А потом ее якобы изнасиловал отец. 

В старших классах нас перевели в разные школы, и мы разбежались по враждующим компаниям. Редко виделись и созванивались только по праздникам. На 8 марта я подарила Лене вязаный половичок, на который ушел целый месяц. Она оглядела его разочарованно,