— Они ей нравились? — спросил я.

— Она их обожала. Это было так трогательно… Я понимала, что Пенни улавливает не все, но она тихонько сидела и просила рассказывать дальше. А когда я останавливалась в середине, она тянула меня за руку и говорила: «Хочу еще!»

— А у нее получалось играть со словами?

— Что вы имеете в виду? — не поняла Полли.

— Рифмовать, повторять рифмы, выдумывать новые слова…

Полли, которая во время рассказа подалась вперед, на секунду задумалась.

— У нее не получалось точно подбирать рифму, но она постоянно придумывала какие-то словечки. Правильного слова не знала, поэтому получалось новое. Например, вместо того чтобы сказать «мы едем в аэропорт», она говорила, что мы едем в «самолетное место», а вместо «подарок на день рождения» — «штука на день коробок».

— Вы все хорошо помните, — заметил я. — А как вы на это реагировали?

— Я ее поправляла. А что, не надо было?

— Нет, это вообще не имеет значения. Я просто пытаюсь понять, как она воспринимала это с точки зрения эмоций.

— Пенни повторяла за мной новое слово. Мне не хотелось, чтобы она начала считать себя глупой.

— А вы сами думали, что она глупая? — спросил я.

— Нет, совсем нет, — горячо возразила Полли. — Если бы я так думала, наверное, не стала бы ее поправлять. Но я была уверена, что она умница и хочет говорить правильно. И я видела ее умение импровизировать и выдумывать слова, а это доказывало: она способная.

— Вы совершенно правы. Похоже, ей было сложно найти правильное слово, так сказать, на «складе». Или найти нужный склад. Или запоминать слова. Или переносить слово со склада на язык.

— Звучит довольно запутанно.

— Это и в самом деле непросто. Но главное, что мы понимаем сложность этого явления. Еще недавно людям казалось, что все легко и просто: человек либо умный, либо дурак. Еще были дополнительные категории, например гении и идиоты, но все равно в основе лежало незамысловатое представление об устройстве разума. Умные и глупые. Как простенькая игра в мяч. А потом мы стали понимать, как сложен на самом деле мир интеллекта и обучения. Например, Мел Левин, великий ученый в области проблем обучения, выделяет семь видов памяти, и проблема с обучением может коснуться любого из них. Именно это я имел в виду, когда говорил о переносе слов со «склада» — по аналогии. Теперь понятнее?

— Да. Это замечательно, — ответила Полли.

— А как обстоят дела в школе? Что случилось потом?

— Она с самого начала отставала в чтении, — сказал Джо и нахмурился.

— Это не совсем так, дорогой, — мягко возразила Полли, сдерживая раздражение его оценочным подходом. — Книги ее интересуют больше, чем других детей. Просто она не все в них понимает. Но она всегда просила ей почитать и по-прежнему любит слушать «Дальние истории», даже сейчас.

— А как насчет фантазий? — задал я следующий вопрос.

Полли вручила мне стопку бумаг.

— Это учительские отчеты из первого класса. Там одно и то же: «Выключается. Кажется застенчивой. Не может сосредоточиться, если ей постоянно не напоминать». Один из преподавателей даже предположил, что у нее депрессия, потому что она все время тихо себя ведет. Но только в этом году, когда Бекки Трусдейл…

— Кто-кто? — переспросил я.

— Бекки Трусдейл, ее учительница в пятом классе. Она первой пришла к выводу, что у моей дочери может быть СДВ, или нарушение обучаемости. Должна признаться, что никогда не слышала про этот синдром, только про гиперактивность у мальчиков. Но Бекки говорит, что у девочек бывает то же самое и иногда вместо гиперактивности есть «отключение».

— Бекки права. У девочек, как и у мальчиков, может возникнуть СДВ. Гиперактивность — устаревшее название этого синдрома: недавно его заменили термином СДВ, чтобы указать на сбивчивость внимания, которая наблюдается у таких детей. Многие девочки с этим синдромом так и остаются без диагноза. Окружающие считают, что они просто тихие или даже страдают от депрессии, как в случае с Пенни.

Затем я вкратце рассказал семье Макбрайд о синдроме СДВ и подчеркнул, что он часто встречается у творческих, одаренных интуицией детей.

— У очень многих детей с СДВ есть и сильные черты: для некоторых мы даже не придумали названия, а некоторые всем хорошо знакомы. У них богатое воображение, они сопереживают, тонко подстраиваются под настроение и мысли окружающих, даже если пропускают мимо ушей большую часть сказанного. Самое главное — поставить диагноз до того, как ребенок серьезно пострадает от школьных неудач и обрастет унизительными ярлыками. С небольшой помощью они могут просто расцвести.

Потом я немного почитал вслух отзывы учителей. Полли оказалась права: они были переполнены указаниями на рассеянность, сны наяву, не доведенную до конца работу. Замечания напомнили мне термин, которым Присцилла Вейл, специалист по консультированию пар и проблемам языка в отношениях, описывает детей, не очень вписывающихся в заданные рамки: дети-загадки.

— Вы хотите встретиться с Пенни? — спросила Полли.

— Конечно. Но лучше мне самому к ней прийти. Разговор в кабинете врача часто заставляет детей с СДВ сосредоточиться. Порядок и новизна резко снимают симптомы СДВ, и даже страх, который дети иногда чувствуют, может помочь им собраться. Поэтому педиатрам легко не заметить этот диагноз: симптомы просто не здесь, не в кабинете. В школе картина будет ближе к истине. Так могу я прийти?

Полли и Джо Макбрайд с радостью согласились и договорились с Бекки Трусдейл. Учителя обычно довольно хорошо относятся к таким визитам. Они рады поделиться тем, что знают, и их свидетельства, как правило, очень ценны.

Я тихо зашел в кабинет во время урока математики и сел рядом с книжными полками в углу. Учитель, который меня привел, показал на Пенни и вышел. Я наблюдал, стараясь не обращать на себя внимание. Пенни оказалась очень милой девочкой с хвостом каштановых волос, в желтом платьице и кроссовках. Ее парта стояла в заднем ряду у окна. Я был уверен, что она просто мечтала о таком месте.

Сейчас давайте немного отвлечемся и поговорим об окнах, школах и СДВ. Легко прийти к выводу, что окна — изобретение самого дьявола и в классе они нужны исключительно для того, чтобы искушать учеников, и ни для чего больше. Хорошие мальчики и девочки в окно не смотрят, а плохие не могут устоять перед прозрачным приглашением — широкой дорогой в небо, к деревьям и мечтам.

Страдающие СДВ тоже смотрят в окно и не могут не сбиться с мысли. Они отвлекаются, но при этом видят что-то новое или начинают другими глазами смотреть на старое. Они не только «отключаются» от мира, но и включаются в него, часто привнося свежесть и новизну. Такие люди часто становятся изобретателями и новаторами, творят, действуют. Может быть, они не всегда последовательны, но надо иметь достаточно мудрости, чтобы не вгонять их в рамки, которые им никогда не подойдут.