Но Гостиный двор на Адмиралтейской стороне имел гораздо более крупный товарооборот, чем подобные рынки в других частях города. Это был своего рода центральный рынок, на котором продавались специализированные товары и такие продукты, которые пользовались сезонным и пониженным спросом. Если в Петербурге требовалось найти какой-нибудь редкий товар, то, скорее всего, его можно было разыскать в лавках Гостиного двора и его окрестностей.

И.В. Чесский с рис. М.И. Шапошникова. Биржа и порт со стороны Невы. 1817 г.

Б. Патенсен. Вид на Гостиный двор от угла Невского проспекта и Садовой улицы.

Для грузовых перевозок и транспортного сообщения активно использовались как водные, так и сухопутные коммуникации. Каналы давали удобный и недорогой способ перемещения оптовых партий товаров или грузов большого объёма, которые обычно прибывали в город по воде. Но средства для перегрузки товаров с воды на сушу оставались примитивными. В 1762 г. даже самые развитые водные коммуникации были укреплены по берегам только деревянными сваями, которые вечно гнили или каким-либо иным путём приходили в негодность. Людям следовало с осторожностью подходить к краю набережной, так как берег мог сползти в воду. Мало того, каналы и протоки обычно были мелководны, забиты мусором и отбросами и издавали зловоние. К тому же они отчасти служили и канализационной системой, так что гуляющие находили неприятным слишком долго прохаживаться вдоль каналов.

Улицы нередко пребывали в ещё худшем состоянии. В большинстве своём немощёные, они были засыпаны конским навозом и всяческим сором, который жители выбрасывали прямо перед домом. Изрытые глубокими колеями, в жару затвердевавшими, как камень, в дождь улицы превращались в трясины грязи. Если по улицам не ездили, то проезжая часть скоро зарастала травой. Улицы получше обычно мостили булыжником. В таком виде они становились до того скользкими от снега, льда и дождя, что ездить по ним верхом было невозможно; подобно Болотову, верховые нередко предпочитали пробираться на лошадях по деревянным тротуарам, где было безопаснее[62]. Делались некоторые попытки уличного благоустройства. Всё лучшее в украшении улиц воплощал собой Невский проспект, уже знаменитый своим обликом.

Это был широкий бульвар, обрамлённый с обеих сторон двумя рядами молодых деревьев, за которыми пролегали сточные канавы и тротуары[63]. Но остальные улицы были, увы, не столь великолепны. Больше всего они напоминали насыпные проезды и позволяли разминуться двум экипажам. По обе стороны вдоль проезжей части тянулись канавы с заросшими травой склонами, а вдоль фасадов и заборов прокладывали тротуары, сооружённые, как правило, из неотёсанных бревен[64].

Улицы давали возможность осуществлять ещё один вид городской коммуникации – информационный – при помощи досок для объявлений. Поставленные в тех местах, где проходило много народа, эти уличные газеты содержали статьи с новостями и важные объявления. Особо важные новости громко оглашали специальные чиновники – глашатаи, которых сопровождали барабанщики[65].

Несмотря на то что Петербург имеет репутацию полностью распланированного, искусственно созданного города, проекты здесь чаще не осуществлялись до конца, чем доводились до полного завершения. Правда, страшный пожар 1737 г. позволил заменить скверную застройку Адмиралтейской части новыми зданиями, которые лучше отвечали замыслам Петра, однако в основном Петербургу было ещё далеко до того четко спланированного столичного города, который представляли себе петровские архитекторы. Особенно это касалось закоулков, лежавших вдали от величественных «першпектив», таких как Невский проспект.

Пожар 1737 г. в Санкт-Петербурге

К началу 1760-х гг. жилые дома в городе строились тремя основными способами. Самыми большими и дорогими были каменные или кирпичные постройки. Больше всего их встречалось на участке, ограниченном Невой и Мойкой, несколько меньше – от Мойки до Глухого протока (впоследствии – Екатерининский канал)[66]. Кроме того, к такому типу застройки принадлежали дома в нескольких линиях восточной части Васильевского острова. Они тяготели к архитектурным формам барокко, с пышной отделкой оконных проемов, углов, карнизов и фронтонов. Один английский наблюдатель отметил, что в этих строениях смешались итальянский и голландский стиль; впрочем, это смешение ему показалось неудачным[67]. Частные каменные дома редко бывали выше двух этажей. Они стояли близко друг к другу, нередко строились на линии тротуара, но пока ещё не составляли единого неразрывного фасада. В типичном для этих районов здании подвал возвышался над уровнем мостовой на один-два фута, был облицован камнем и использовался как жилище для слуг или сдавался под лавки торговцам и ремесленникам. Комнаты первого этажа обычно служили хранилищами и кладовыми. В сущности, хозяин с семьей чаще всего занимал только второй этаж. Комнаты здесь были большими, стены толстыми. Крыши самых богатых домов делали из листового железа или меди, а более скромные дома крыли черепицей[68]. Каретный проезд с одной стороны дома вел во двор позади него, где находились каретный и дровяной сараи, кухня и другие служебные постройки. Хотя с улицы казалось, что дома стоят довольно близко друг к другу, а вся принадлежащая им земля рачительно используется, взгляд с высоты птичьего полета мог рассеять это впечатление. На самом деле дома уходили вглубь от улицы всего на две комнаты, а остальное место занимали дворы с беспорядочно рассеянными по ним постройками. На Адмиралтейской стороне, вопреки виду с улицы и несмотря на то что дома здесь строили большие, жилая застройка занимала меньшую площадь, чем в других центральных районах города, потому что земельные участки здесь были просторнее[69].