Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Инна
За что я не любила гастроли — так это за бытовые неудобства. Плацкартные вагоны, жуткие двух-трехместные номера с общим душем и туалетом, столовки-тошниловки. Самолеты, люксы, райдеры? Не, это не про нас. Кукольный театр — ну совсем не тренд. Скоморохи-петрушечники. Ездили в основном по провинции, часто выступали в домах культуры. Вот и на этот раз — два спектакля в Саратове и три по области.
Меня отправляли на гастроли часто. Чаще других. «Ну у тебя же нет маленьких детей». К тому же я предпочитала сама играть со своими куклами. В какой-то мере они и были моими детьми, и я неохотно отдавала их в чужие руки.
Дети… Эта тема для нас была очень даже болезненной. Семь лет прошло, а как будто все случилось вчера. Визг тормозов, удар, темнота… Долгие недели полной неподвижности, гипс, изматывающая боль. Первое время Водолей не отходил от меня ни на шаг. Взял отпуск и сутки напролет проводил в палате, лишь иногда ненадолго ездил домой, чтобы переодеться и немного поспать. Случившееся сильно сблизило нас, хотя я опасалась, что будет наоборот. И это не была одна голая жалость — уж я бы почувствовала.
Беременность мы специально не планировали, но ребенок был желанным, и Водолей радовался, наверно, даже больше, чем я. Он вообще любил детей, говорил, что хочет их много. Еще когда мы учились в школе, постоянно возился с единокровным младшим братом, а сейчас, если Кирилл приходил к нам в гости с дочкой, не спускал ее с рук. И каждый раз от этой картины все внутри тоскливо сжималось.
При выписке из больницы мне сказали уклончиво: беременность маловероятна. Попытки, ожидание, разочарование. Бесконечные обследования, процедуры и лекарства. Этой весной я ездила в Швейцарию, в клинику, специализирующуюся по таким случаям. Нам бы и на один день в ней денег не хватило, но отец Водолея помог. И в итоге приговор: шансов забеременеть один на много-много тысяч. Почти ноль. Выносить — еще меньше. Так что даже ЭКО не рассматривалось. Только суррогатное материнство или усыновление.
Нам понадобилось время, чтобы смириться с этим. Две недели провели в Крыму, где жила бабушка Кирилла, много гуляли у моря, разговаривали. Занимались любовью каждую ночь — и в этом тоже был особый смысл. Как будто держались друг за друга на краю обрыва. А еще отпустили лихорадочную, безжалостную надежду, которая, несмотря ни на что, заставляла каждый раз думать: может быть, все-таки получилось? Заставляла с замиранием в груди смотреть на календарь, прислушиваться к самым тончайшим ощущениям, а потом глотать полынную горечь уже ставшего привычным разочарования.
Водолей первым заговорил об усыновлении, но я попросила не торопить меня. Мне нужно было вжиться в эту мысль, сродниться с ней.
— Думай столько, сколько понадобится, — успокоил меня он.
Сейчас, лежа на полке плацкартного вагона, я смотрела в те дни сквозь страницы книги, которую держала в руках. И кто бы знал, как больно было думать, что восемь лет, прожитых нами вместе, возможно, ничего не значили. Все, что строили по камешку, по бревнышку, прорастая друг в друга, вдруг оказалось поставленным под сомнение с появлением Эры. Чего стоили его чувства ко мне, если он так и не отпустил свое прошлое?
Взгляд вернулся на страницу, и я с удивлением прочитала: «Не стоит втискивать людей в стандартные схемы, они намного сложнее». Как будто кто-то свыше ответил на мой незаданный вопрос.
Что ж, может быть, и так. Какой смысл судить по себе? Все люди разные. В моей жизни были и другие мужчины, но любовь — всего одна. Хотя все могло сложиться иначе. Я просто не успела полюбить кого-то еще. Пыталась, но не смогла.
Когда Водолей и Эра начали встречаться, я отошла в сторону, однако окончательно поставила крест на своих чувствах только через год. Когда Эра позвонила и сказала, что они вдвоем на даче, останутся на ночь, попросила ее прикрыть. До этого я знала: между ними все сугубо платонически. Она сама призналась, что не готова сделать следующий шаг. Такой расклад давал мне пусть крохотную, с ноготок, но все же надежду. Однако в тот момент я поняла: Водолей для меня потерян.
И разве не пыталась выбить клин клином? Я знала, что нравлюсь Лешке, и когда он пригласил меня в кино, согласилась. Мы начали встречаться. Он стал моим первым мужчиной, в ночь после выпускного. Приятный веселый парень, симпатичный, неглупый. Мне было хорошо с ним, но… не срослось. Как и с двумя другими — однокурсником Володей и молодым преподавателем хореографии Максимом, предложившим выйти за него замуж. Не было в этих отношениях того огня, который бросает отсвет на будущее. А если не видишь себя рядом с мужчиной через десять, двадцать и более лет, не стоит и пытаться.
Как бы там ни было, другой любви со мной не приключилось. Может, потому, что старая еще тлела под пеплом, может, просто не встретила того, кого смогла бы полюбить. Но если бы такой человек нашелся… Допустим, мы прожили бы с ним не один год в любви и согласии — и вдруг я встретила бы Водолея. Случайно. Что произошло бы тогда? Оставило бы это меня равнодушной — или встряхнуло бы так же, как Эра встряхнула его? Заставило бы вспомнить все?
Ответа на этот вопрос у меня не было. Да, наверно, и не могло быть.
Сутки в поезде под мерный перестук колес подействовали на меня странным образом. Не сказать, чтобы я успокоилась, но понимание из размытого, как отражение фонаря в луже, стало графично четким.
Понимание того, что я приму любое решение Водолея — но не приму неопределенности.
Андрей
Утром Андрей отвез Инну на вокзал и оттуда поехал на работу. Все валилось из рук, в голове, как говорила Луиза, бултыхалась еда для тараканов. То есть каша. Ему часто приходилось оставаться одному: Инна ездила на гастроли, лежала в больницах. Но, пожалуй, никогда еще не было так тяжело на душе и так одиноко. Словно она уехала навсегда.
Эта мысль показалась похожей на холодные пальцы, которыми кто-то провел по спине, от шеи до копчика.
У них не было заведено обмениваться сообщениями или звонить друг другу без необходимости, но сейчас Андрей взял телефон, зашел в Воцап и написал: «Уже скучаю. Люблю тебя».
Серые галочки никак не хотели становиться голубыми: Инна не спешила читать его послание. Он гипнотизировал экран: ну же! Наконец цвет поменялся, и телефон тут же пискнул.
«И я тебя».
Ну вот, теперь хотя бы можно было работать. Километры текстов, презентации, макеты, договоры — обычная рутина, с которой он справлялся на автомате, для этого и тараканьей еды в голове хватало.
Интересно, вдруг прибежала мысль, сказала ли Инка Луизе об Эре?
Он знал, что у жены с тех давних пор больше не было близких подруг, а с приятельницами она не стала бы делиться такими вещами. Но Луиза, как она требовала себя называть, или Баблуза, как звала ее Инна, наверняка знала даже то, о чем ей не рассказывали. Каждый раз, когда они встречались, еще в школьные годы, Андрею казалось, что его просвечивают насквозь рентгеном. Маленькая хрупкая старушка с белоснежными волосами и прозрачно-голубыми глазами обладала железным характером, голосом Фаины Раневской и не менее острым языком. Она всегда была с ним приветлива — как со школьным приятелем внучки. Но сразу дала понять, что в качестве мужа Инны Андрей ей категорически не нравится.