litbaza книги онлайнПсихологияЖизнь и ее суррогаты. Как формируются зависимости - Майа Шалавиц

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 103
Перейти на страницу:

На самом деле, эти симптомы – суть проявление экзистенциального страха и тревожности, а именно эти чувства производят самое ужасное впечатление: значимость боли усугубляет ее силу, и чем больше тревог и страхов, тем сильнее причиняемое болью страдание. Боль, которая воспринимается как угроза жизни, причиняет больше мучений, чем не опасная боль, о которой известно, что она скоро пройдет и наступит долгожданное облегчение. Проведенные исследования показывают, что люди, уверенные в том, что боль означает приближение летального исхода, оценивают ее интенсивность выше, чем те, кто, испытывая такие же физические страдания, уверен, что нет причин опасаться наихудшего.

Гавриил Пастернак, специалист по лечению боли, однажды описал мне классический пример этого феномена. К нему вернулась больная, которую он за год до этого лечил от боли, связанной с раком груди. Теперь женщина жаловалась на боли в спине. Женщина была уверена, что это метастазы – рак вернулся, чтобы добить ее. Она просила назначить ей наркотики. Но на самом деле это был не рецидив рака. Когда доктор Пастернак сказал пациентке, что у нее простое смещение межпозвоночных дисков, что и вызвало боль, женщина немедленно почувствовала облегчение. Боль перестала казаться ей невыносимой, и она сразу перестала нуждаться в лекарственном обезболивании. Психология и ощущение интенсивности боли неразделимы. Более того, абсолютно неважно, является ли источник боли «физическим» или «психологическим», аспект значимости и важности боли оценивается в обоих случаях одними и теми же отделами головного мозга. Нет ничего удивительного в том, что в этих областях очень много опиатных рецепторов.

Без героина мои опиоидные рецепторы громко молили об облегчении, зависимость от героина уменьшила запасы эндорфинов и энкефалинов в моем мозге, а эти соединения являются естественными болеутоляющими средствами нашего организма, воздействующими на те же рецепторы, что и опиаты. В основном мне страшно недоставало чувства безопасности и любви. Таким образом, в августе 1988 года меня в основном мучили не тошнота и озноб, а постоянно возвращавшийся страх, что я никогда больше не буду испытывать радость и комфорт. Мне надо было понять, что давали мне наркотики и что забрала у меня зависимость от них.

При поверхностном взгляде кажется, что зависимость очень легко определить. Но если вы попытаетесь точно сформулировать определение и охарактеризовать это состояние, то скоро обнаружите, что все они напоминают определение порнографии, данное Поттером Стюартом: «Я знаю, что это порнография, когда я ее вижу», но отнюдь не научную дефиницию. Другими словами, вам будет трудно выделить словами ключевые характеристики этого состояния.

В определенном смысле, так получилось из-за криминализации таких средств, как героин, кокаин, марихуана, и, на короткое время, алкоголя, криминализации на расистских по своей сути основаниях, и вследствие преувеличения опасности наркотиков в СМИ, при отсутствии описания реальных эффектов наркотических веществ. Другой аспект касается так называемых дефектов характера, которыми любят оперировать пропагандисты 12-ступенчатых программ, наподобие «Анонимных алкоголиков», пытаясь разнести по категориям всех зависимых. К таким дефектам они относят, в частности, нечестность и эгоизм. Последним, но наиболее важным фактором является непомерная сложность определения ментальных расстройств вообще или таких заболеваний, симптомы которых касаются поведения и при которых не удается выявить объективную неврологическую или генетическую патологию.

Многие люди полагают, что дебаты относительно определений характерны только для зависимости. Однако то же самое касается шизофрении, биполярного расстройства, аутизма, депрессии и всех других болезней из диагностического руководства по психиатрическим заболеваниям. Ни за одним из этих диагнозов не стоит какая-то одна, четко очерченная патология, которая присутствовала бы у всех больных и отсутствовала бы у здоровых. Действительно, как только у какой-то определенной болезни обнаруживается специфический генный дефект, обусловливающий вполне определенное нарушение функций, такую болезнь немедленно переводят в разряд «неврологических», вычеркивая из диагностических психиатрических руководств, а то, что там остается, продолжает быть объектом дискуссий.

Как я убедилась за время моей одиссеи, многообразие развития нейропсихиатрических расстройств означает, что любой психиатрический диагноз может обозначать конечный итог множества разных причин. Различие во времени появления тех или иных симптомов говорит о том, что один и тот же ген может определять риск развития самых разных заболеваний, и его действие проявляется в моменты, когда организм оказывается в той или иной провоцирующей ситуации. Это обстоятельство делает диагностику и лечение – а заодно и доведение до сознания пациентов, что их состояние есть следствие болезни, а не добровольного выбора, – достаточно запутанным делом. Зависимость есть классический пример подобной проблемы, и трудность ее решения усугубляется тем, что зависимость не рассматривают как результат нарушенного обучения.

Более того, некоторые признаки, которые считаются характерными для зависимости, на самом деле не являются таковыми, а те, которые считаются достаточными, на поверку не оказываются даже необходимыми. Возьмем для примера симптомы абстиненции, которые народная мудрость считает главным признаком зависимости. Тремор, рвота, бледность, потливость и понос, от которых я страдала во время детоксикации, физически, конечно, очевидны. Никто не может сказать, что все эти симптомы существуют «только в голове». Но, как уже было сказано выше, при абстиненции, после отмены кокаина или амфетамина, объективной симптоматики практически не бывает. И, несмотря на то, что такое отсутствие объективной симптоматики породило взгляд, согласно которому стимуляторы якобы не вызывают болезненного пристрастия, никто теперь всерьез не относится к таким заявлениям всерьез – особенно теперь, после того, как выяснилось, что такое крэк и каковы последствия его употребления.

Существуют лекарства для лечения артериальной гипертонии с потенциально летальным синдромом отмены – если вы физически зависите от такого лекарства и несколько дней подряд забыли его принять, то это может вас убить. Такое звучит как описание сильно выраженной зависимости. Однако у людей нет патологической, непреодолимой тяги к такому лекарству, и если они не знают, насколько это опасно, то могут не принимать его осознанно или просто забыть о нем. В любом случае никому из больных не приходит в голову снимать последние штаны, чтобы добыть недостающую дозу. Тем не менее, поскольку эти гипотензивные лекарства, при их приеме, улучшают состояние здоровья, а не ухудшают его, нам очень трудно считать принимающих эти лекарства больных зависимыми наркоманами.

Есть также антидепрессанты, для которых свойственен тяжелый синдром отмены, если она происходит резко. Однако антидепрессанты не продаются у уличных дилеров, и никто ни разу не ограбил аптеку, чтобы добыть антидепрессанты. Люди часто забывают принять очередную дозу антидепрессанта, но ни один зависимый наркоман никогда не забудет уколоться героином. Таким образом, даже если некоторые страдающие депрессией пациенты не могут жить полноценной жизнью без лекарственного лечения, то никто тем не менее не называет их состояние лекарственной или наркотической зависимостью. Лекарства делают жизнь таких больных лучше, а не хуже. Если же зависимостью назвать потребность в каком-либо веществе, без которого невозможно нормально жить, то все мы являемся зависимыми от еды, воды и воздуха, но ясно, что в данном случае применение термина является бессмысленным.

1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 103
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?