Безмятежность. Подчинение. Удивление. Смущение. Страх.

Но сейчас… Я ничего не чувствую. Почему? Почему он не обращает на меня внимания?

Я разглядываю подсобного рабочего, не приближаясь к нему, и продолжаю недоумевать. Ночь за ночью я сканирую в памяти наш разговор на лугу, но, кроме того, что я не смогла подыскать определение непонятного мне слова «Кулэйд», не могу вспомнить ничего такого, что могло бы его обидеть, и это смущает меня еще больше.

Мысли о нем и нашем разговоре напоминают мне только о Ние.

В конце концов, тот день в Стране Сафари был последним, когда я ее видела.

«Может быть, он может помочь мне, – неожиданно думаю я. – Если он знает так много о Королевстве, как говорит, то он должен что-нибудь знать о том, куда она делась».

Я пытаюсь привлечь его внимание всякий раз, когда мне кажется, что он приближается достаточно близко, чтобы меня заметить. Смеюсь слишком громко над шуткой посетителя. Улыбаюсь слишком широко для семейной фотографии. Жестикулирую слишком оживленно, когда показываю дорогу из Волшебной Страны в Страну Морей, хотя от мыслей о Ние, которой там нет, на душе становится тяжело. Проходят недели, а я все жду, когда Оуэн поднимет глаза – хотя бы поймать его мимолетный взгляд; поворот головы; намек на улыбку – но нет, ничего не происходит. Пожалуй, мои попытки установить связь только отталкивают его еще больше, словно мы два магнитных поля одинаковой полярности, обреченные всегда отталкиваться друг от друга.

На какое-то время, пока нет Нии, с которой я могла бы поговорить обо всем, что случилось, я теряюсь в мыслях как в тумане; он такой густой, что в нем трудно передвигаться.

А потом, через шесть недель после того, как ее забрали, сразу после Дня святого Валентина, туман рассеивается.

Моя маленькая сестричка вернулась.

***

Зара, Зэл, Юми и я играли в спальне в «Настоящую Любовь», карточную игру нашего собственного изобретения, в которой нужно находить подходящие пары костюмов и номеров.

В бледном отблеске зимнего света Ния выглядит еще прекраснее, чем прежде. Длинные темные волосы мягкими волнами ниспадают на плечи. Красивая смуглая кожа. Полные губы цвета спелой сливы.

Мы окружили ее как пчелы, слетевшиеся на мед – обнимаем, целуем ее, переодеваем в чистую ночную сорочку и с любовью расчесываем ее волосы. Она рассказывает нам о том, где была. Что-то вроде каменного замка. Птица, запертая в красивой клетке. Голос поющего ребенка.

Ния оглядывает комнату и смущенно улыбается. «Не могу поверить, что я снова дома. Должно быть, это сон наяву».

Потом, ночью, когда свет уже выключен и наручники закреплены, я нахожу руку Нии и рассказываю ей обо всем, что случилось за время ее отсутствия. Я рассказываю ей о самом новом ранее исчезнувшем виде – маленьком, еще слепом детеныше Коала, которого назвали PC907. О новом платье Зары из шелкового шифона, с богатой вышивкой, из-за которого Юми так обзавидовалась ей, что три дня потом с ней не разговаривала. И я спросила Нию, где же на самом деле она была.

Почему малиновка улетела с дерева?

И как странно – Ния, похоже, больше не понимает наш язык.

«Что ты говоришь?» – зевает она.

Я в замешательстве и спрашиваю снова: «Где свила себе гнездо малиновка на столько ночей?»

«Какая малиновка? – хихикает Ния. – Ты говоришь глупости. И я хочу спать».

***

В следующие несколько дней я замечаю, как сильно она изменялась за время своего отсутствия. Она стала спокойнее. Меньше склонна задавать вопросы среди ночи, меньше беспокоится о вещах, на которые повлиять не может. Счастливее. Что-то изменилось и в наших отношениях, хотя что именно мне трудно сказать. Она по-прежнему милая и смешная. Но она больше не берет мою руку среди ночи и не будит меня, если мне снится ужасный сон. Она не просит меня проехаться с ней на трамвае, найти всех посетителей в смешных шляпах, не достает меня глупыми вопросами, как это было раньше.

Кем бы ты хотела быть – птицей или бабочкой?

Что бы ты хотела увидеть – океан или горы?

Так или иначе, проходят недели, а Ния почти не разговаривает. И хотя я хочу поговорить с ней о том мальчике, которого встретила в тот день в саванне – подсобном рабочем, которого однажды заметила рядом с парком, но с которым так с тех пор и не разговаривала, ее поведение настолько странное, что я решаю этого не делать.

Я говорю себе, что в этом нет ничего личного. Что, наверное, это просто влияние зимы – самое трудное для нас время года, когда время течет медленно, а в парках ходят толпы людей с угрюмыми лицами, так отчаянно жаждущих развлечений, что все это выглядит просто отвратительно. Подтверждает мои размышления приход весны – Ния будто становится прежней, по крайней мере отчасти. Однажды она просит меня сходить с ней посмотреть белого медведя, который сейчас уже совсем взрослый и показывает номера на Стадионе Грозы в Стране Зимы, и я так рада этому предложению, что немедленно соглашаюсь, несмотря на то, что там придется снова увидеть г-на Касея.

Представление начинается с красочного фейерверка: танцующие пингвины, морские львы, смешно шлепающие по льду, моржи, одетые в юбки как у балерин. Но белый медведь не выходит.

«Думаешь, он заболел?» – спрашивает Ния.

«Нет», – отвечаю я, не раздумывая. Но потом, хотя прошло уже почти четыре месяца с того дня в саванне, я вспоминаю Оуэна, который рассказывал мне о животных, выращенных в рамках программы восстановления ранее исчезнувших видов. Какими они иногда становятся больными.

Как быстро они могут умереть. И все из-за… изменения шаблонов.

Я чувствую разворачивающийся в душе страх, словно головокружение, настигающее нас при езде на лифте. Что, если белый медведь на самом деле болен?

Что, если он умирает?

А если он уже умер… то почему?

Если выключения делаются целенаправленно… каково его предназначение здесь?

Я встаю, когда публика разражается бурными аплодисментами, приветствуя парад мохнатых мамонтов: это настоящий хит, он всегда вызывает восторг толпы, даже если, кроме хождения по кругу, они больше ничего не делают.

«Я сейчас вернусь», – шепчу я Ние и соскальзываю с трибуны. Быстро нахожу служебный вход, который ведет в просторный атриум, где содержатся животные до и после выступления. В Королевстве везде используются одни и те же трюки; один из них – прятать двери за нарисованными пейзажами – здесь это переливающийся вздымающийся ледник из пенопласта и картона.

Я проскальзываю внутрь, жду, когда глаза привыкнут к темноте, и задерживаю дыхание от ужасной вони вяленой рыбы и навоза. Внезапно раздается оглушительный крик, от которого я подпрыгиваю на месте.

«Ты – упрямая тупица, я сдеру с тебя шкуру!»

Мой желудок сжимается: я узнаю голос г-на Касея.