Кейт покачала головой. Ей казалось, что воздух сжимается вокруг нее, становясь ловушкой. Она развернулась и выбежала из дома.

Она бежала по сумеречному саду, не сбавляя темпа, и остановилась, лишь оказавшись перед дверью своего дома. Когда она достала из кармана ключ, глаза ее наполнились слезами. Она прижалась к двери, прислонилась головой к твердому дереву.

Последние слова Анны эхом отозвались в ее памяти.

Ты — дитя земли. Этого уже не изменишь.

Кейт зажмурилась, ее окатила волна боли. Как она любила это выражение! Дитя земли. Его использовали африканцы, говоря о европейцах, которые родились в их стране. В детстве Кейт чувствовала, что этот факт делает ее не такой, как все, особенной. Оно заставляло ее чувствовать более глубокую связь с Африкой, с теми ее отличительными чертами, которые она любила: с колючими деревьями, острыми пиками, вонзавшимися в закатное небо; с розовыми фламинго; со вкусом пыли и запахом засохших коровьих лепешек; с пучками слоновой травы, раскинувшейся, словно огромный узловатый ковер. Со всем тем, что было частью ее мира. Ее земли. Ее дома.

С местом, которое она любила и потеряла.

В последующие дни Кейт не приходила в свой новый сад, игнорировала увядающую рассаду и недавно взрыхленную почву, высыхающую на жарком солнце. Вместо этого она брала сверхурочную работу в клинике, пытаясь обрести убежище в безвременном мире дорогих духов, толстых ковров и спокойной музыки. Она с головой погружалась в детали жизни пациентов: брак, который можно было спасти, если жена помолодеет; работа, которую удастся сохранить; болезненные воспоминания о единственном ребенке, которому не позволили родиться. Бывало, ей долгие часы удавалось сдерживаться, но затем она поднимала голову от бумаг и неожиданно видела лицо Джейн-Анны, которая звала ее вернуться в Лангали. Просила ее еще раз все это увидеть. Услышать крики, ощутить ужас, почувствовать запах пролитой крови…

Когда Кейт в конце концов пришлось взять выходной, она решила хорошенько отоспаться. Но ее очень рано разбудило блеяние козы в соседском дворе. Она представила себе, как животное отчаянно натягивает привязь, но не может дотянуться до сочной листвы. Она встала и позавтракала. Коза все еще блеяла. Поняв, что игнорировать эти звуки она больше не сможет, Кейт вышла наружу, чтобы посмотреть, что случилось. Прячась за деревьями, она осторожно заглянула в соседний сад. Коза была привязана у костра. Она подчистую съела траву везде, докуда могла дотянуться, образовав круг лишенной растительности земли с колышком в центре, Кейт нахмурилась. Было маловероятно, что соседка специально оставила животное на привязи так надолго. Кейт прошла чуть вперед и увидела кресло скваттера. Оно было пустым. И костер совсем потух — из кучки пепла не поднимался даже тоненький дымок.

Кейт осторожно пошла через сад к козе, надеясь, что ее не заметят: она не хотела встречаться с этой женщиной, Анной Мейсон. Рано или поздно ей придется смириться с реальностью ее присутствия по соседству — но не сейчас.

Коза радостно запрыгала, когда Кейт приблизилась к ней.

— Проголодалась, да? — пробормотала девушка, отвязывая животное. Коза тут же рванула прочь, не удостоив спасительницу даже взгляда.

Кейт осмотрелась. Черный ход был открыт. Заварочный чайник с лаймовым напитком стоял на ломберном столике. Крышка проигрывателя была поднята, и на поворотном круге уже собрался тонкий слой пепла. Кейт нахмурилась и немного встревожилась.

— Эй! Есть кто дома? — неуверенно крикнула она. — Анна!

Новое, непривычное имя будто повисло в воздухе. Ответа не последовало.

Кейт подошла к черному ходу. Осторожно войдя в дом, она сначала пробежалась взглядом по кухне с минимумом мебели, а затем двинулась по коридору. Спиной она ощутила сквозняк и увидела, как он заколыхал занавески. Ее шаги гулко отдавались по всему дому. Ускоряя шаг, она перешла из столовой, где все еще стояли полусгоревшие свечи, в ванную, затем — в кладовую и гостиную. Наконец она подошла к спальне соседки.

Постель на кровати была смята. На прикроватном столике, рядом с вазой, из которой торчал засохший цветок, и множеством пакетиков и бутылочек с лекарствами, стояла грязная посуда. Войдя в комнату, Кейт уловила какой-то странный запах — духи с мускусным ароматом, совершенно ей незнакомые. Этот аромат был таким притягательным, что, даже несмотря на свое беспокойство, Кейт остановилась, чтобы вдохнуть его поглубже, полнее им насладиться. Она наклонилась над ночным столиком. Из названий различных аптечных пакетиков ее внимание привлекло одно слово. Морфин. Кейт просмотрела названия других отпускаемых по рецепту лекарств: морфийсодержащая смесь, прохлорперазин. Все три были выписаны на имя одного и того же пациента — мисс Анны Мейсон. Холод пробрал Кейт до костей: существовала только одна причина, по которой подобные лекарства выписывают для домашнего применения, — чтобы помочь человеку выдержать боль, порождаемую смертельной болезнью, когда надежды на выздоровление не остается.

Вывод был ясным, неизбежным. Анна очень больна. Она умирает.

Кейт стояла не двигаясь, и в ее мозгу быстро сменяли друг-друга воспоминания об Анне. Вот их первая встреча: Анна лежит на земле, не в силах отдышаться. «Мне нехорошо», — сказала она. Потом на смену этому образу пришел другой: Анна разжигает костер, кормит козу, наслаждается музыкой. Анна в длинном белом платье, настоящая красавица. А внутри у нее притаилась болезнь. Выглядит же она храброй и сильной, словно подпитывается неким внутренним огнем.

Но где же она?

Ответ на этот вопрос следовало найти немедленно. Кейт отмахнулась от воспоминаний и выбежала из комнаты, а потом и из дома.

Она окинула взглядом полузаброшенный сад. Все казалось обычным. Коза грызла обугленную корку батата. Куры использовали в качестве насеста ветви дерева, росшего у забора. Но тут она заметила что-то возле того места, где раньше проходила граница между участками: клочок чего-то яркого в траве.

— Анна! — Кейт бросилась к ней.

Она бежала изо всех сил, но ей все равно казалось, что она почти не движется. Ее глаза не отрываясь смотрели на тело, распростертое на земле. Анна лежала ничком, вытянувшись во весь рост. Босая, одетая лишь в синюю хлопковую ночную рубашку. Приблизившись к женщине, Кейт увидела ее лицо: голова была повернута набок. Седые волосы прикрывали бледную кожу.

Кейт опустилась на колени возле тела. От шока руки и ноги у нее почти не гнулись. Анна не подавала признаков жизни. Но тут на фоне гудения цикад и отдаленного гула транспорта она уловила слабое дыхание Анны. Оно было неглубоким, частым и хриплым — очевидно, в дыхательных путях скопилась мокрота. Кейт наклонилась ниже, и ее навыки медсестры прорвали заслон паники. Прижав дрожащие пальцы к шее Анны, она нащупала пульс — слабый, но стабильный.

— Вы меня слышите? — От волнения голос Кейт стал совсем хриплым.

Ответа она не получила.

Тогда Кейт, схватив Анну за бедро и плечо, перевернула ее на бок. Осторожно укладывая безвольные конечности женщины, Кейт удивилась тому, что кости хорошо прощупываются, — она и не догадывалась, что соседка такая худая.