Александра не испугалась, не закричала. Сердце ее словно окаменело.

Она посмотрела на разбойника, лежавшего бездвижно на Беркуле. «Неужели он умер», – подумалось ей. А если не умер, то рана от стрелы на его плече не позволит ему на таком холоде прожить долго. Но Александра Лисовская будет жить. Она должна жить.

Она взяла за поводья коня. Конь не хотел покидать хозяина. «Пусть твое имя теперь будет Друг, – сказала Александра, – мне он так сейчас нужен». Ее голос звучал, как нежная музыка.

Конь посмотрел сначала на Тачама Нойона, лежавшего ничком, а потом на девушку, гладившую его по лбу. Александра видела тоску в глазах коня. «Я знаю, – прошептала она ему на ухо. – Тебе очень грустно из-за того, что предстоит оставить хозяина. Он был не таким плохим человеком, каким казался. Смотри, как он укутал мне ноги!»

Лошадь, конечно, ничего не поняла, но Александра посмотрела на куски меха, которыми Тачам укрыл ее маленькие ножки. Сердце девушки дрогнуло. Неужели смерть разбойника, который перевернул ее жизнь, расстраивала ее? «Да ладно, – сказала она себе, – умрет так умрет».

Она возилась довольно долго, но в конце концов ей удалось вскарабкаться в седло на спину Другу:

«Ну давай, увези меня отсюда. Только ты знаешь дорогу домой».

Конь посмотрел на прежнего хозяина, будто бы прощался с ним, а затем нехотя зашагал по снегу.

В этот момент произошло нечто совершенно неожиданное. Она услышала голос:

– Не уходи.

Она обернулась.

Тачам Нойон, лежа на земле, тянул к ней руку. Снег, сыпавшийся с веток деревьев, уже почти закрыл его, словно одеялом.

– Не бросай меня.

Голос его звучал почти как шепот, но Александра услышала его всем своим существом.

– Не бросай меня, девочка.

Весна, 1518 год

Из-за занавески Александра смотрела на покрытые белым цветом, словно невесты, деревья. Весна захватила уже сад Бахчисарайского дворца, подчинив его своей красоте, повсюду летали бабочки. Они весело трепетали своими красно-зелеными крылышками. Александра смотрела на них из окна, из-за полупрозрачной занавески. Как бы ей хотелось вновь со смехом побежать за ними. Душу охватывала смертельная тоска. С той зимней ночи прошло четыре зимы. А с того момента, как ее отдали в Бахчисарайский дворец, – два года. И теперь Александре было двенадцать лет.

Некоторое время она еще смотрела на ветви, украшенные белыми и светло-лиловыми цветами. Едва покачивались они от легкого ветерка. У багряника, казалось, была своя особенная красота. Багряник стелился по земле свободно и вольно. Раньше она любила полевые цветы, но, когда два года назад жарким летним днем приехала в Бахчисарай и увидела багряник, бугенвилии, колокольчики, стелившиеся по белым стенам дворца, ее поразило это буйство красок. С ними мир казался прекраснее. Всякий раз, когда багряник расцветал, ей хотелось петь песни.

В те дни Александра рассказала об этой своей привязанности своей госпоже, матери крымского хана Мехмеда Гирея, Гюльдане Султан.

– Если моя госпожа позволит, я хотела бы повышивать на батистовой ткани цвета багряника.

– Ты умеешь вышивать?

– Мама меня научила.

– А что, батист должен быть обязательно пурпурного цвета?

– Я люблю этот цвет.

Пожилая женщина внимательно посмотрела в сине-зеленые глаза Александры. Она любила эту улыбчивую русскую девочку. Гюльдане Султан сказала: «Милая моя, пурпурный цвет – это цвет силы, славы, императоров, императриц. Я желаю, чтобы твоя жизнь прошла в цвете багряника».

С того дня пурпурный цвет стал цветом Александры.

Еще с первых дней, когда девочку, которой исполнилось только десять лет, впервые привезли во дворец, Гюльдане Султан поразила боль в ее глазах, свидетельствовавшая обо всех пережитых ею несчастьях и перенесенных страданиях. Человек, который украл ее, никак не соглашался ее продать, хотя за ним бегали все работорговцы. Пожилую женщину заинтересовали слухи об этом. Почему он не продает девочку, хотя ему за нее предлагают большие деньги? Почему отгоняет всех, кто хотел бы ее купить? Она приказала привести человека во дворец и сразу же поняла, что этот разбойник, привыкший всю жизнь воевать, любит украденную девочку, как родную дочь, и предпочел бы умереть, нежели увидеть ее в руках работорговцев.

– Пусть отважный воин поймет меня, я не хочу покупать ее, как рабыню, – сказала Гюльдане.

– Александра привыкла к свободному воздуху гор, лесов, рек. Здесь она будет чувствовать себя пленницей, госпожа.

– Сколько ты еще можешь ее прятать по караван-сараям, ты об этом думал? Ведь она растет.

В тот день мать крымского хана долго разговаривала с Тачамом Нойоном. На следующий день Нойон передал девочку людям, которых прислала Гюльдане.

Александра кричала и умоляла. «Ты продал меня, ты продал меня!» – плакала она и осыпала проклятиями человека. Она колотила его маленькими кулачками, совсем как в первую ночь. Сопротивлялась, не желая уходить со стражниками, пришедшими из дворца. Ей даже удалось изрядно расцарапать некоторых из них, но в конце она сдалась.

Девочка услышала голос Тачама Нойона:

– Да сопутствует тебе всегда удача, доченька.

– Будь ты проклят!

– Я сделал это ради тебя!

– Не бросай меня… Я ведь тебя не бросила. И ты меня не бросай.

Повозка удалялась, оставляя Тачама одного. Какой-то толстый татарин, изумленно смотревший, как крохотная девчонка перевернула вверх дном все вокруг, спросил: «Чего ты плачешь, воин?»

– Ступай подобру-поздорову, дурень. Разве мужчины плачут? Не видишь, мне пыль в глаза попала.

Но он плакал. Его очерствевшее сердце обливалось горячими слезами. Тачам Нойон смотрел вслед повозке до тех пор, пока она не скрылась из виду, и бормотал: «Я никогда тебя не брошу, доченька», вытирая тыльной стороной ладони слезы.

Когда повозка приехала во дворец, глаза Александры были красными от слез. Вывести ее из повозки тоже оказалось делом непростым – она вновь превратила все вокруг в поле боя. Были расцарапаны лица еще нескольких стражников и трех служанок.

На протяжении многих дней она сидела, забившись в угол. В тех, кто пытался открыть к ней дверь, швыряла первое, что попадалось под руку. Служанки рассказывали матери хана, как по ночам Александра молится: «Смилуйся, Матерь Божья, спаси меня». Первые дни во дворце девочка словно бы ждала, что на ее голову свалятся новые страдания.

Александра, погруженная в печальные мысли, услышала шаги снаружи. Она встала, открыла дверь и увидела, что к ней медленно подходит Гюльдане Султан, а позади нее следуют служанки. С того самого дня, как умер Менгли Гирей Хан, печаль не покидала лицо его жены. Александра почтительно согнулась перед пожилой женщиной в поклоне. Они очень редко виделись, потому что Гюльдане Султан теперь редко выходила из своих покоев. Иногда она звала Александру и отдыхала душой, слушая, как та поет песни.