Его рука такая теплая, а взгляд становится таким мягким, что я начинаю рыдать почти без остановки. Сердце вот-вот разорвет мою грудную клетку и ускачет галопом в дальние дали.

-Тебе нельзя в больницу? Ты же умрешь! Ты умрешь прямо тут!

Кивает. Нельзя в больницу. Значит, точно уголовник, скрывающийся от следствия.

Руки трясутся, а мысли, до этого муравьями ползающие у меня в голове, решают разом покинуть меня. Что делать? Что мне делать?!

-Твою мать! Тогда я отвезу тебя домой к себе, хорошо?!

Аккуратно кивает. Отлично, теперь он умрет не тут, а у меня дома.

Упирается в стену левой рукой и пытается встать. Кровь сквозь пальцы течет интенсивнее, пачкая все вокруг. Немой корчится от боли, и от вида его изможденного лица я понимаю, что внутри становится невыносимо больно. Я пропала.

Я окончательно пропала.

-Нет, стой! Позволь мне! – подлезаю под его руку, позволяя опереться на меня. От него пахнет кровью и цитрусом. И свежим ветром.

-Аккуратно, давай на меня. Я живу недалеко, сможешь дойти?!

Что я вообще делаю?! Почему иду у него на поводу? Это же ясно, как день, что без медицинской помощи он умрет к утру. Но что-то в его глазах заставило поверить и поступить именно так. Я очень надеюсь, что он знает, что делает.

Медленно кивает.

Так и идем. Я стараюсь максимально взять вес на себя, чтобы он потерял как можно меньше крови. Практически сразу за переулком начинается сквер, где на нас никто не обращает внимания. Подумаешь, жена тащит пьяного мужа домой.

Он тяжелый, а походка то и дело сбивается. Пытаюсь подстроиться под него, чтобы хотя бы довести до дома живым. Расстояние в два километра мне кажется непреодолимым. Мы не дойдем. Я не смогу спасти его.

Правым плечом чувствую, как неистово бьется его еще живое сердце под толстовкой. Неосознанно считаю ритм биения его сердца. Шаг за шагом. Заветное двухэтажное здание, где я снимаю жилье, все ближе. Добравшись до подъезда, понимаю, что ключи где-то в недрах сумки.

-Прости, мне надо достать ключи, - снимаю его руку со своего плеча и аккуратно прислоняю к стене. Его бледное измученное лицо словно светится изнутри. Молча смотрит, как я копошусь в ставшей бездонной сумке. Такой спокойный, словно не его десять минут назад пырнули ножом в живот. Словно не он истекает кровью.

Словно это с ним все далеко не в первый раз.

Наконец пальцы касаются связки ключей, достаю их и наспех открываю дверь. Помогаю немому зайти в подъезд и подняться на второй этаж. Ступеньки кажутся намного выше, чем обычно. С каждым шагом немой становится все тяжелее, и я уже серьезно задумываюсь, что мы не дойдем. Упадем на ступеньки и умрем: он от потери крови, я от ужаса.

Немой оказался на удивление крепким. Я не знаю, сколько он крови уже потерял, но держится, в любом случае, очень стойко.

Открываю входную дверь и аккуратно завожу его в пустое неприбранное жилище. Не разуваясь, веду его в спальню и не придумываю ничего лучше, чем уложить в свою постель.

Лишь когда он оказывается на кровати, его лицо разглаживается, и он теряет сознание.

Глава 11

Как хорошо, что у меня завтра выходной.

Немой отключился, стоило уложить его в постель. Больше всего я боюсь, что он уже не придет в себя. Хотя кровь шла уже заметно меньше, но это не отменяет того факта, что у него в животе дыра.

Присаживаюсь на край кровати и судорожно размышляю, как мне помочь ему. Минут пять решаюсь набрать номер скорой помощи, но что-то в его том взгляде, когда он схватил меня за руку, останавливает.

-Твою мать, Джес, что ты творишь…

Откладываю телефон в сторону. Быстро переодеваюсь, даже не удосужившись убрать вещи по местам. Наматывая круги вокруг кровати, то и дело кидаю на немого обеспокоенные взгляды. На мгновение кажется, что он просто спит – настолько мирным выглядит его лицо. Но огромное темное пятно на толстовке разубеждает меня в этом.

-Вспоминай, чему тебя учили! Вспоминай глупая!

Только вот ничему подобному сестры меня не учили!

Решаю, что, в первую очередь надо промыть рану. Беру в ванной ведро, набираю теплой воды и иду с полотенцем обратно в спальню. Только бы меня не вывернуло, я же очень боюсь всего этого. Как до сих пор не шлепнулась в обморок – остается загадкой. Воздух пропитывается запахом крови и цитруса, а казавшаяся когда-то просторной квартира сжимается до размеров спичечного коробка.

-А как мне тебя раздеть? – спрашиваю у пустой комнаты.

Приношу ножницы и аккуратно начинаю разрезать толстовку. Руки предательски трясутся, а на глазах снова проступают слезы. Больше всего я боюсь сделать еще хуже, сделать ему больно.

Когда с толстовкой покончено, мне приходится отойти от него к окну и стоять там какое-то время, переводя дыхание. Бывшая когда-то белой футболка была насквозь пропитана его кровью. Смесь медного запаха и вида порванной кроваво-красной футболки четко дали понять, что мне не хватает свежего воздуха.

Пытаясь перевести дыхание, я понимаю, что не справлюсь. Я не смогу даже промыть его рану. Я умру от ужаса.

А он умрет, если я этого не сделаю.

Простая до безобразия мысль заставляет вернуться и начать разрезать футболку. С ней дело идет намного быстрее. Раскрыв края порезанной ткани, моего взору предстает рана длиной почти в два дюйма. Из нее тонкой струйкой течет темная кровь, приходится зажать рот рукой, чтобы не стошнило.

Принимаюсь потихоньку обтирать его мокрым полотенцем, стараясь избегать рваных краев раны. Руки трясутся хуже прежнего, а сердце поднялось и бьется где-то на уровне горла. Слезы то и дело волнами атакуют меня, приходится сильно закусить губу, чтобы сдерживать их и рвотные позывы.

Когда вокруг раны кожа становится почти чистой, понимаю, что практически все его тело покрыто шрамами. На нем буквально нет живого места. Кожа бугристая и вся неровная.

-Господи, что с тобой произошло…

В ужасе рассматриваю картину шрамов на его теле. Такое ощущение, что его пропустили через мясорубку. Круглые, длинные, короткие порезы, мелкие звездочки шрамов образовывали странную картину. Картину боли.

Кто же ты такой? Что с тобой происходит?

Разглядываю результаты своей работы, судорожно размышляя, что дальше. Надо обеззаразить рану. Направляюсь на