– Того, этого, – потрясенно выговорил пришедший в себя Добб, – где зверь—то?

Мешок опустело обвис, издав звук, напоминающий сытую отрыжку. Вслед за этим на траву упали обглоданные кости и клоки черной шерсти.

– Пошли! – сказал Лютый, торопливо обходя кусты опасного растения.

– И чего вас туда потянуло? – возмущался по дороге мастер Триммлер. – Воняло же невыносимо!

– Нет, я ощущал великолепный аромат! – заспорил Дрианн.

– Тухлой рыбой пахло, – поддержал гнома Лютый.

Я обернулся к растению, которое осталось в десятке шагов позади, и на миг вышел в астрал, чтобы увидеть ауру цветка. Ничего нового, такое же яркое сияние, как и над самим Зеленым сердцем. Я перевел взгляд на другие кусты, потом на ближайшее дерево, взглянул вверх, потом под ноги. Абсолютно все было окутано той же сверкающей белой дымкой. Здесь не было частей, отдельных растений и, подозреваю, животных. Джунгли были единым магическим организмом, и этот организм протестовал против чужеродного вторжения. Словно доказывая эту мою мысль, Лютый опять крикнул:

– Назад! – и тут же вознесся куда—то ввысь, повиснув в воздухе вниз головой.

Я ошарашенно вгляделся, пытаясь понять, что же держит его за ногу, заставляя болтаться в паре локтей над землей. Ожидал увидеть веревку, лиану или еще что—то подобное. Но ничего такого не было, казалось, Ома схватил какой—то невидимка и, взлетев, раскачивает его беспомощное тело. Призвав на помощь мрак, я увидел, как вокруг ног Лютого мерцают какие—то странные нити, похожие на обрывки заклятия. И еще его тело облепили то ли блестящие мошки, то ли просто точки света, неразличимые для обычного человеческого зрения.

– Поторопись, лейтенант, – морщась, сказал Ом. – Жрет меня кто—то…

На коже его выступили красные точки, стремительно соединяющиеся в кровавые полосы. Я быстро сотворил Огненную стрелу и метнул ее чуть выше ступней Лютого, надеясь обрезать неведомые нити. Безуспешно. Большой ком пламени тоже не помог. Лицо Ома превращалось в кровавую маску, словно невидимые существа откусывали от него мельчайшие кусочки. Я отчаянно метал в нити заклятие за заклятием, но они были бессильны перед удерживающей Лютого волшбой. Как уничтожить эти неведомые существа, не задев при этом его самого, я придумать не мог.

– Дай—ка попробую, – пробормотал сзади Дрианн.

Он встал рядом со мной, встряхнул руками и вдруг с каким—то тоскливым выкриком словно бы отправил что—то в сторону Ома. Удивительно, но при этом он не делал никаких плетений.

– Спасибо, так легче, – резюмировал Лютый, все еще продолжая парить в воздухе. – Теперь хоть не кусает никто.

Измененное зрение услужливо показало, что мерцающие мошки исчезли. Взгляд случайно упал вниз, и я увидел на траве жалкую кучку угасающих магических точек. Выяснять, как Дрианн их уничтожил, было некогда. Следовало вытаскивать Ома из ловушки. Я погрузился в астрал и подлетел к нитям, выглядевшим теперь так, будто они были выдернуты из ауры Зеленого сердца. Наверное, так оно и было. Я осторожно прикоснулся к ним и попытался разорвать стягивающие Лютого путы. Поначалу мне это не удавалось, но потом, вложив всю доступную мне энергию, я сумел добиться того, чтобы нити расползлись. Ом тяжело рухнул вниз, а я поспешил вернуться в свое тело.

– Как вы? – Дрианн принялся осматривать капрала.

– Да ничего, – пробормотал тот, – только такое чувство, словно на меня стая слепней налетела.

Маг обрабатывал лицо, шею и руки Лютого, которые пострадали больше всего. А я подводил неутешительные итоги: освобождение Ома стоило мне большей части магических сил, да и физические изрядно пострадали. Я чувствовал себя беспомощным и слабым. Итак, из девяти оставшихся в живых двое парализованы, один помят кошкой, один покусан неизвестными тварями, и еще неясно, как это отразится на его состоянии, и один – я – полностью опустошен. Остаются четверо. Замечательно…

– А не остановиться ли нам на привал, лейтенант? – спросил мастер Триммлер, видимо, тоже оценив обстановку.

– Только место надо выбрать правильное, – довольно бодро проговорил Ом.

Вырвавшись из заботливых рук Дрианна, он осторожно прошелся вокруг того места, где таилась ловушка. Заглянул в одни кусты, в другие, потом скрылся за деревьями.

– Сюда, здесь вроде безопасно… пока, – донесся до нас его голос.

За деревьями обнаружилась крошечная полянка, на которой как раз хватило места для нашего отряда. Мы опустили Сайма и Флиннела на траву, и Дрианн принялся их осматривать.

– Кажется, постепенно возвращается подвижность, – радостно сообщил он, демонстрируя нам огромную длань Флиннела, на которой едва шевелились два пальца, словно тщившиеся сложиться в общеизвестный жест. Сам капрал страдальчески покосился на мага и косноязычно пробормотал:

– Да отстань… уже… дай поспать…

Сайм все еще не двигался и не говорил, но лицо его не было так уродливо искривлено, да и дыхание стало более ровным.

– Может, за ночь оклемаются, – с надеждой сказал мастер Триммлер, заступая в караул.

Вместе с гномом оставались дежурить Йок и Дрианн. Мы с Лютым тоже порывались принять участие, но Зарайя рассудительно сказал:

– Ложитесь, ребята, отдохните. Ночь – она длинная, накараулитесь еще.

Послушавшись ветерана, мы завернулись в плащи и улеглись под пушистым кустиком. В полусне я ощутил, как ко мне протискивается пушистое тельце Артфаала. У меня было много вопросов к демону, но я отложил их до наступления моего дежурства.

* * *

Его высокопреосвященство Падерик Третий, Верховный жрец Луга всеблагого, обвел взглядом пеструю компанию, собравшуюся в его роскошных покоях. Люди сидели перед возвышением, на котором, на манер императорского трона, стояло кресло Падерика. Великий отец излишней скромностью не страдал, полагая своей прямой обязанностью заботу о собственном престиже. Считал, что это укрепляет в людях уважение к Лугу, которому он служил. Его высокопреосвященство тяжело поворочался в кресле, поудобнее устраивая облаченное в эмиратскую парчу тучное тело. Потом покосился направо… налево… с двух сторон молоденькие жрицы Главного храма размеренно работали опахалами. «Иллана старовата уже, – мелькнула быстрая мысль, – восемнадцать минуло. Пора отсылать из опочивальни. Да и Янина в возраст входит. Завтра поменяю обеих». Падерик предпочитал молодое тело. Можно сказать, детское. Но каждый раз заказывать юных блудниц было чревато грязными безбожными слухами. Поэтому его высокопреосвященство и приближал к себе послушниц храма. Потом за особые заслуги в опочивальне производил девочек в жрицы, а перестарков, вроде Илланы, со временем направлял в многочисленные отдаленные храмы Луга. Позабыв о гостях, Падерик Третий погрузился в воспоминания о тринадцатилетней послушнице, которую на днях привела в Главный храм ее мать. Прелестная девочка: хрупкая, как эльфийка, еще не налившаяся женской спелостью… Поймав непонимающий взгляд одного из посетителей, Верховный жрец с сожалением расстался с мечтами и вернулся к реальности.