“Я абсолютно забил на школу — просто закинул инструменты в багажник и уехал в Голландию. Мой друг Фор видел, как я уезжаю, со школьного двора. Точнее, он должен был это видеть”.

Кими переехал в Голландию и жил с механиком из «ПДБ Рэйсинг» в Влардингене, пригороде Роттердама. Через некоторое время Калле переехал туда же, и оттуда они на фургоне катали на гонки по всей Европе. Оборудование было таким же классным, как и умение Кими спать. Питеру довелось испытать его на себе: «Прозвище Айсмен придумали позже, но мы вкусили его суть раньше остальных. Кими серьёзно не напрягался. Я помню гонку европейского чемпионата во Франции. Он всегда опаздывал, когда мы собирались на трассу. За ночь до этого я сказал ему, что утром мы его ждать не будем. Утром он позвонил и спросил, где мы. Я сказал, что мы уехали на трассу, потому что он так и не появился. Трек был в 45 километрах, и я был уверен, что он не успеет на тренировку. Кими появился через полчаса после нас, сказав, что его подвезла другая команда. Вообще никаких проблем».

Немножко лени, невероятное умение спать, расслабленность и высокая скорость — Кими производил впечатление. Все было возможно — и невозможно. Воспоминания Кими скачут от хороших гонок к плохим, и он ни разу не забывает упомянуть Калле, который знал двигатели и английский.

Комната Кими внезапно начинает казаться достаточно большой, чтобы вместить целый дом в Тампере. Калле Йокинен, механик и тренер, сидит на первом этаже дома. 45-летний ветеран автоспорта, который путешествовал с Кими в постоянно меняющихся обстоятельствах по всей Европе. Глаза Калле загораются, когда его мысли возвращаются в те яркие времена. Он всё ещё не забросил картинг, хоть сейчас и зарабатывает на жизнь работой в сфере утепления домов.

“Питер пообещал мне работу механиком в команде, а Кими немного карманных денег за сборку необычных шасси и сварочные работы. Кими чертовски хорошо работал с двигателями — он, наверное, единственный человек в Ф1, который самостоятельно может починить мотор. Этот парень разбирается в технике. Мы договорились с Питером и отправились в Голландию. Мы все время путешествовали, но база была там. Скорость Кими была настолько невероятной, что в “Бриджстоуне” даже решили пригласить его на шинные тесты. Мы с Кими стали путешествовать самостоятельно. Питер выдал нам кредитку, немного гульденов (прим. пер. — валюта Нидерландов до 2002 года) и отправил нас — идите и гоняйтесь. Мы даже над шинами работали вместе, хотя у других для этого были отдельные люди. Кими всегда сам перебирал свой карбюратор — никому не разрешалось к нему прикасаться. Теперь, когда я поездил с молодыми гонщиками, я понял, что сейчас всё это идет не туда. Они ни к чему не прикасаются: у них с 10 лет есть менеджеры и физиотерапевты. Они толком ничего не знают о технике. Кими же может своими руками собрать машину”.

Калле говорит о кочевой жизни двух парней до и после получения Кими прав, до и после гонок, до и после пьянок. Эти истории отличаются от жизни обычных подростков только одним — помимо всего остального, они были вовлечены в гонки на маленьких машинках. Скорость захватывала, повседневность была аскетичной и иногда здравый смысл забывался на обочине.

Даже без прав было необходимо почувствовать трафик вокруг себя. По словам Кими, его первой длинной поездкой без прав стала поездка из Лахти в Хельсинки. Калле вел себя как навигатор и безответственный взрослый. Фургон не съезжал с прямой дороги, а резких поворотов были немного.

Кими вспоминает, как когда-то ездил без прав и по Швеции. Поездка на гонку выдалась долгой; сопровождение включало в себя Анетту Латва-Пииккилю, картингистку, и отца Кими, который тогда был её механиком. Они ехали на “Хайсе” её семьи: “Гул машины усыпил отца, и он захотел передохнуть. Я сказал, что мы не остановимся — я могу сесть за руль. Отец попросил разбудить его у Стокгольма. Я разбудил его уже на месте. Мне было 15”.

Калле не забыл и о том, как давал пацану без прав порезвиться. “Я был молодой, глупый и говорил: “Окей, выжми из нее все.” Мы часто менялись местами на ходу. Кими водил примерно так же, как я на немецких автобанах. Однажды мы оказались в Имоле с какой-то слабенькой развалюхой на руках. Кими умолял меня разрешить ему довезти нас до отеля. Я разрешил. Он влетел на круговую развязку и начал наматывать круги. Машина постоянно была в заносе. Я следил за его руками и ногами, пытаясь понять, как он вообще это делает. Затем я попробовал сам — сам ведь в своё время немного погонял. Я не мог заставить машину повторить это. В итоге вернули мы её практически на ободах”.

Кими вспоминает самую долгую поездку без остановок. Они уехали из Хельсинки в Угенто в Италии, чтобы принять участие в шинных тестах “Бриджстоуна”. Им надо было проехать 3359 километров: “В этой ситуации была одна хорошая вещь — на тот момент у меня уже были права. Мы провели в машине трое суток и чуть не попали в аварию, когда я уже не мог нормально реагировать на происходящее на дороге. Нам пришлось остановиться в Римини, что нас разозлило. Мы провели там две ночи, одну в отеле и одну в фургоне, потому что были на мели”.

Пока Калле и Кими катались по Европе, по Англии пошли слухи. Питер Колинз, влиятельный человек в мире картинга, рассказал Дэвиду и Стиву Робертсонам о финне, который был не хуже их клиента Дженсона Баттона — они недавно выбили ему контракт с “Уильямсом”. Отец (Дэвид) и сын (Стив) не стали мешкать и узнали о передвижениях дуэта. Но они были не единственными: Харальд Гюйсман, норвежский скаут, также прослышал о быстром гонщике. И снова удача была на стороне Кими. Они с Калле были на гонке чемпионата Скандинавии в Моссе в Норвегии, когда на телефон Кими позвонили. Он услышал странный язык и передал телефон Калле, который послушал и сказал, что им надо заглянуть к кому-то по фамилии Гюйсман.

Харальд Гюйсман в прошлом был гонщиком и содержал крытый картодром. Калле красочно вещает о случае, благодаря которому мы сидим на диване Кими в большом доме над городом Баар: “Гюйсман предложил нам заехать. Он накормил нас, что было хорошо. Мы сели, как-то себя заняли, поели немного. Потом я спросил его, нужен ли его треку новый рекорд. Он сказал, что на треке много пыли, в таком состоянии времена хуже. Я сказал, что я об этом не говорил; я спросил, хочет ли он новый рекорд трека. Кими выехал. Уже через 15 минут он разнес старый рекорд в пух и прах”.

Гюйсман немедленно рассказал об этом случае Дэвиду Робертсону, и тот не стал медлить.

В Нидерландах зазвонил телефон. Незнакомый номер. Кими научился быть осторожным и не отвечает. Иностранный язык, английский язык ждёт автоответчика. Калле снимает трубку. На другом конце провода, где-то далеко в Англии, джентльмен обращается к нему на безупречном английском и ему есть, что сказать. Это приглашение приехать к нему с визитом. Цель встречи — обсудить будущее юного гонщика. Кими напуган, Калле взволнован. С ними хочет поговорить сам Дэвид Робертсон — тот самый менеджер, чей протеже Дженсон Батон подписал контакт с со знаменитым «Уильямсом». Но как они объяснят это Питеру де Брюийну, за которого они выступают?

Калле и Кими решают попробовать пойти по пути правды, который до этого момента работал безотказно. Питер тогда пришёл в ярость настолько, что заявил Калле: «Если ты забираешь моего лучшего гонщика, можешь и сам проваливать!» Кими и Калле восприняли это как угрозу — в сущности, так и было. В утешение Кими сказал Калле: «Я поеду так быстро, что мы обязательно успеем«.