Некоторое время я двигалась вместе с группой туристов, наслаждаясь катакомбной тишиной нижних уровней и даже получая удовольствие от бессмысленно-певучего голоса девушки-экскурсовода. Но когда мы вернулись в музей с его пыльными диорамами и мишурным набором слайдов, я снова поднялась по лестнице на внешние стены. Жестом велев мистеру Торну оставаться у лестницы, вышла на бастион. У стены стояла только одна пара — молодые люди с ребенком в ужасно неудобном на вид рюкзачке и с дешевым фотоаппаратом.

Момент был очень приятный. С запада надвигался полуденный шторм; он служил темным фоном для все еще освещенных солнцем шпилей церквей, кирпичных башен и голых ветвей города. Даже на расстоянии двух миль можно было видеть, как по тротуару Батареи прогуливаются люди. Опережая темные тучи, налетел ветер и стал швырять белые комья пены в борта покачивающегося парома и на деревянную пристань. В воздухе пахло рекой и предзакатной сыростью.

Нетрудно было представить себе, как все происходило в тот давний день. Снаряды падали на форт и в конце концов превратили его верхние этажи в кучи щебня, которые все же давали какую-то защиту. С крыш за Батареей люди вопили «ура» при каждом выстреле. Яркие цвета разодетой толпы и солнечных зонтиков, наверно, приводили в ярость артиллеристов-северян, и в конце концов один из них выстрелил из орудия поверх крыш, усеянных толпами. Отсюда, должно быть, забавно было наблюдать за последовавшей затем паникой.

Мое внимание привлекло какое-то движение в воде. Что-то темное скользило по серой поверхности, темное и молчаливое, как акула. Мысли о прошлом развеялись: я узнала силуэт подлодки-"Поларис", старой, но все еще действующей; она беззвучно скользила сквозь темные волны, которые пенились о корпус, зализанный, как тело дельфина. На башенке стояло несколько человек, закутанных в тяжелую одежду и в низко надвинутых фуражках. На шее одного из них висел необычайных размеров бинокль; наверно, это был капитан. Он ткнул пальцем куда-то за остров Салливана. Я пристально смотрела на него. Периферийное зрение понемногу исчезло, когда я вошла в контакт с ним через все это водное пространство. Звуки и ощущения доносились до меня, словно с большого расстояния.

Напряжение. Удовольствие от соленых брызг, бриз с норд-норд-веста. Беспокойство по поводу запечатанного конверта с инструкциями внизу в каюте. Песчаные отмели по левому борту.

Внезапно я вздрогнула: кто-то подошел ко мне сзади. Я повернулась, и контакт с лодкой тут же пропал. Рядом со мной стоял мистер Торн, хотя я его не звала. Я уже открыла было рот, чтобы отослать его назад к лестнице, когда поняла причину, по которой он приблизился. Молодой человек, до того снимавший свою бледную жену, шел ко мне. Мистер Торн сделал движение, чтобы остановить его.

— Извините, мадам, можно вас попросить об одолжении? Вы не могли бы снять нас? Вы или ваш муж.

Я кивнула, и мистер Торн взял протянутый фотоаппарат, который выглядел очень маленьким в его длинных пальцах. Два щелчка, и эта пара могла чувствовать себя удовлетворенной: их присутствие здесь останется увековеченным для потомства. Молодой человек заулыбался, как идиот, кивая головой. Младенец заплакал: подул холодный ветер. Я оглянулась на подводную лодку, но та ушла уже далеко; ее серая башенка виднелась, как тонкая полоска, соединяющая море и небо.

* * *

Так получилось, что когда мы плыли обратно и паром уже поворачивал к причалу, совершенно незнакомый человек рассказал мне о смерти Вилли.

— Ведь это ужасно, правда? — Эта болтливая старуха увязалась за мной, когда я пошла на палубу. Хотя ветер был довольно холодный и я дважды меняла место, чтобы уйти от ее идиотской болтовни, эта дура явно выбрала меня в качестве мишени своего словоизвержения на все оставшееся время поездки. Ее не останавливали ни моя сдержанность, ни нахмуренный вид мистера Торна. — Просто ужасно, — продолжала она. — И все ведь случилось в темноте, ночью.

— О чем вы? — спросила я, движимая нехорошим предчувствием.

— Ну как же, я про авиакатастрофу. Вы что, не слышали? Это, наверное, было просто ужасно, как они упали в болото, и все остальное. Я сказала своей дочери утром...

— Какая катастрофа? Когда?

Старуха немного опешила от резкости моего тона, но дурацкая улыбка так и осталась у нее на лице как приклеенная.

— Ну как же, прошлой ночью. Или сегодня рано утром. Я сказала дочери...

— Где? Что за самолет? — уловив тон моего голоса, мистер Торн придвинулся поближе.

— Прошлой ночью, — продребезжала она. — Самолет из Чарлстона. Там, в кают-компании, есть газета, в ней все сказано. Ужасно, правда? Восемьдесят пять человек. Я сказала дочери...

Я повернулась и пошла вниз, оставив ее у поручня. Около стойки буфета лежала скомканная газета, и в ней, под огромным заголовком из четырех слов, были напечатаны немногочисленные подробности смерти Вилли. Рейс 117 до Чикаго вылетел из Международного аэропорта Чарлстона в 12.18. Через двадцать минут самолет взорвался в воздухе недалеко от города Колумбия. Обломки фюзеляжа и тела пассажиров упали в болото Конгари, где и были обнаружены рыбаками. Спасшихся нет. ФБР и другие ведомства начали расследование.

В ушах у меня громко зашумело, и мне пришлось сесть, чтобы не упасть в обморок. Влажными руками я ухватилась за виниловую обивку. Мимо меня к выходу потянулись люди.

Вилли был мертв. Убит. Нина уничтожила его. Голова моя шла кругом; в первые несколько секунд я подумала, что, возможно, это заговор, хитрая ловушка, в которую Вилли и Нина хотят заманить меня, заставив думать, будто опасность угрожает мне теперь только с одной стороны. Хотя нет, на это не похоже. Если Нина вовлекла Вилли в свои планы, для таких нелепых махинаций просто не было бы резона.

Вилли мертв. Его останки разбросаны по вонючему, никому не известному болоту. Очень легко вообразить себе его последние минуты. Он наверняка сидел в роскошном кресле салона первого класса со стаканом в руке, возможно, переговаривался с кем-нибудь из своих скотов-компаньонов. Потом — взрыв. Крики. Внезапная тьма. Жуткий крен и падение в небытие. Я вздрогнула и стиснула металлическую ручку кресла.

Как Нине удалось сделать это? Она вряд ли прибегнула к помощи кого-то из свиты Вилли. Нине было вполне по силам использовать одного из его подручных, особенно если учесть ослабевшую Способность Вилли, но у нее не было причины делать это. Она могла использовать любого человека, летевшего тем рейсом. Конечно, это непросто. Нужно было проделать сложные приготовления — изготовить бомбу, потом стереть всякую память об этом, что требует мощного усилия; наконец, она должна была совершить невозможное — использовать кого-то как раз тогда, когда мы сидели у меня и пили кофе с коньяком. Но Нина сделала это. Да, сделала. И потом, выбор именно этого времени мог означать только одно.

Последний турист поднялся на палубу. Я почувствовала легкий толчок и поняла, что мы причалили. Мистер Торн стоял у двери.

Выбор момента означал, что Нина пыталась справиться с нами обоими сразу. Очевидно, она спланировала все это задолго до нашей встречи и моего робкого заявления о выходе из Игры. Как оно, должно быть, позабавило Нину! Неудивительно, что она так великодушно отреагировала. Но она все же сделала одну большую ошибку. Нина сначала принялась за Вилли, полагая, что я ничего не узнаю об этом, а она тем временем займется мною. Она знала, что я не слежу за ежедневными новостями и даже не имею такой возможности, к тому же теперь редко выхожу из дому. И все же это было не похоже на Нину — оставлять хоть что-то лишь на волю случая. А может, она думала, что я совершенно потеряла Способность, а Вилли представляет большую угрозу?