Тринадцать месяцев и два дня спустя знаменитый первый мексиканский тореро умер от так называемой «болезни печени». И только Диего знал, какое количество спиртного стало причиной этой «болезни».

Целая толпа фанатов пришла проводить его в последний путь. Эмилия как раз вошла в столовую, когда ее отец читал репортаж с похорон в одной из газет, раскрытых на столе.

– Почему же не умер другой Диас? – сказал он, и крупная слеза упала в его чашку с кофе.

Порфирио Диас тогда уже двадцать лет правил в Мексике. Двадцать лет, в течение которых превратился из героя-республиканца в диктатора, из-за чего Диего Саури стал считать его своим личным врагом.

Начало светать. Эмилия замерзла. Она была босиком и очень легко одета.

– Я чем-то укололась, – сказала она и показала Диего указательный палец весь в крови.

Отец осмотрел маленькую ранку, высосал из нее кровь и поцеловал дочь.

– Почему ты лижешь мне палец?

– Слюна дезинфицирует. Ты же чем-то укололась.

– Чем? Я же спала.

– Наверное, мама знает, – сказал Диего, когда его жена вошла в столовую, поцеловала их обоих и подтвердила, что девочка чем-то укололась.

– Чем? – снова поинтересовалась Эмилия, все еще под впечатлением от такого внезапного пробуждения.

– Какой-нибудь колючкой. – ответила ей мама и повела одеваться.

– А это не мог быть твой друг Понсиано? – спросила Эмилия у Диего. – Говорят, что мертвые возвращаются.

– Возвращаются, но не так, – успокоил ее Диего Саури и снова уткнулся в свои газеты.

В тот день Хосефа забрала Эмилию из школы пораньше. Ранка на ее пальце оказалась следом от зубов крысы, которую нашли у нее под кроватью.

Дома, вокруг клетки, куда Диего сумел загнать зверька, стояли доктор Куэнка, Милагрос Вейтиа и даже поэт Риваденейра. Все с ужасом разглядывали этого переносчика бубонной чумы и бешенства, но с приходом Эмилии постарались скрыть свою тихую панику и стали здороваться с ней и по очереди рассматривать место укуса, которое она всем демонстрировала.

Доктор Куэнка считал, что еще рано бить тревогу, и Саури решили подержать крысу дома еще восемь дней и понаблюдать за ней. Диего поставил клетку на заднем дворе. Когда через десять дней все увидели, что крыса жива и здорова, стало ясно, что Эмилии ничто не угрожает. К тому времени Диего и его дочь подружились с крысой и каждый день откладывали момент ее казни. Через месяц об этом никто даже не заикался, крыса жила в доме на правах гостя, Диего каждое утро приносил ей морковку, а Эмилия заходила поздороваться с ней, когда возвращалась из школы.

– Это прелестный зверек, – сказал Диего Саури как-то в четверг за обедом. – Я даже начинаю думать, что в ней есть что-то от Понсиано.

– Люди не перевоплощаются в животных. Просто умирают, и все, – заявила Хосефа.

– И что «все»? – спросила Эмилия.

– А кто его знает, дочка, – ответила Хосефа так печально, что у Эмилии мурашки побежали по коже.

– Тетя Милагрос говорит, что люди становятся деревьями, Соль Гарсия – что попадают на небо, сеньорита Лагос – что в ад, в доме доктора Куэнки считают, что души остаются в воздухе, а вы говорите «кто знает».

– Да, так и говорим, – согласилась Хосефа. – Так что я тебя уверяю, что это не Понсиано. Бедняжка, столько всю жизнь трудиться, чтобы потом все думали, будто ты перевоплотился в такое омерзительное животное. Если ей все равно умирать, Диего, дай ей что-нибудь.

– Я ей дам рюмочку портвейна, – сказал Диего, наливая себе бренди. – А ты будешь что-нибудь, Эмилия?

– Правы мои подруги, – сказала Хосефа. – Мы из нее растим очень странную девочку.

– Хуже, если она будет такой же, как все, – заявил Диего.

– Я такая, как все. Это вы не похожи на других родителей, – высказала свое мнение Эмилия и взяла рюмку, чтобы отнести ее крысе. – Если она выпьет, значит, и правда была в прошлой жизни Понсиано, если только мы ее этим не отравим.

Крысе портвейн не понравился, но Диего так к ней привязался, что согласился унести ее из дома только через пятнадцать месяцев, и то для того лишь, чтобы выпустить ее на свободу.

Как-то ранним утром семейство Саури выехало из города на одном из первых в его истории автомобилей. Церемонии придавалось такое значение, что на нее были приглашены Милагрос Вейтиа и Соль Гарсия. Автомобиль одолжил своему другу Диего поэт Риваденейра. Кроме страстной любви к Милагрос Вейтиа, у него имелось и огромное состояние, которое само шло ему в руки, в отличие от этой великолепной, но неблагодарной женщины.

Этот печальный кортеж возглавляла непреклонная Хосефа Вейтиа-и-Ругарсия, как называл Диего свою жену, когда она начинала вести себя как единственный здравомыслящий человек в семье.

Они шли среди лиловых цветов, распускающихся в октябре по всему полю. Диего нес клетку в одной руке, а на другой повисла Эмилия, напевая песенку, которую ее отец любил насвистывать по утрам: Хотел бы я быть рекой, в которой ты купаешься. Они шли к центру равнины.

– Вот здесь, – решила Хосефа, когда они прошли совсем немного.

Диего Саури остановился и поставил клетку на землю.

– Я ее выпущу, – сказала Эмилия и села на корточки, чтобы открыть задвижку на дверце. Не раздумывая ни секунды, крыса выбежала на поле – свой новый дом.

– Прощай, Понсиано, – прошептал Диего, когда она скрылась в зарослях кустарника.

– Понсиано был лучше воспитан, эта даже спасибо не сказала, – заметила Милагрос.

– Ты права, – покорно согласился Диего. – Вы, сестры Вейтиа, всегда правы.

– Даже когда мы доверяемся юкатекам,[16]– вскользь бросила Хосефа, доставшая из корзинки скатерть и пытавшаяся расстелить ее на траве идеально ровно. Стоя против ветра, она уже пять раз поднимала ее и снова опускала, поскольку ее не устраивало, как она ложилась. На шестую попытку она уже не решилась, чтобы избежать шуток сестры по поводу ее стремления все доводить до совершенства.

Сидя на земле, Милагрос наблюдала, как Хосефа расставляет на скатерти тарелки, стаканы, вино, сыр, салат, хлеб, масло и даже вазу с цветами, которые принесли Эмилия и Соль. Милагрос терпеть не могла работу, по традиции считавшуюся женской, она ей казалась чем-то мелким, на что растрачивали свои порывы, достойные лучшего применения, тысячи талантливых людей.

Каждый раз, когда она садилась на этого конька, ее самым страстным собеседником был не кто иной, как Диего. Так что они провели весь день, предсказывая блестящее будущее Эмилии и всем женщинам планеты. Хосефа смеялась над ними, а девочки бегали по полю, то уменьшаясь до размера двух точек на горизонте, то возвращаясь, чтобы поиграть в шашки или позволить себе вмешаться в разговор взрослых.