Во дворе возился Евгений. Это был дедушкин внук в возрасте трех или четырех лет. Он приехал гостить к деду и сейчас возился с каким-то колесом.

– Дома дедушка? – спросил Минька, когда подошли к крыльцу.

Евгений даже не посмотрел. Он оставил колесо и занялся другим делом. Он хотел сосать сразу две соски. Одну соску он даже не вынимал изо рта, другую, дополнительную, поминутно пытался вставить в рот. Наблюдая эти попытки, Минька не заметил, как появился дедушка.

– Что скажете, молодцы?

Минька и Стасик молчали.

– А ты, Евгений, в крапиву не ползай, – обратился дедушка в другую сторону. – Крапива нонче вон какая кусачая.

Дедушка сел на крыльцо.

– Садитесь и вы, – сказал он.

Минька сел. Стасик тоже. Все опять замолчали.

– Ну, так чего? – вновь заговорил дедушка. – Рыбу-то не ловите?

– Мы это… Щука… – начал было Стасик, но Минька так поглядел на него, что Стасик сразу опомнился и сказал: – Нет, не ловим.

– Дедушка, а тебя как зовут? – выпалил вдруг Минька.

– Да Костыль! – засмеялся старик.

– Не-е! Это прозвище, – сказал Минька.

– Костыль-то?

– Ыгы.

– Ну дак вот, меня зовут Иван. По отчеству Савельевич.

Дедушка вздохнул и погладил обоих по голове. Потом спросил:

– А на што вам, молодцы, мое имя-отчество?

– Мы… мы хотели узнать…

– Чево узнать-то?

– Как деготь гонят, – сказал Стасик.

– Да как. Так и гонят. Из бересты. Набьют втугую, полный куб напихают. Бересты-то. Потом закроют, щелки глиной замажут, чтобы воздух не проходил. А снизу огонь разведут…

– И потечет?

– И потечет. Ну-ко вы за Евгением-то поглядите. Я сейчас…

Дедушка долго не приходил. Наконец он появился с большим алюминиевым блюдом. В блюде лежали куски медовых сот.

– Нате-ко! Ешьте. И ты иди, Евгений.

Но Евгений по-прежнему не обращал ни на кого внимания. Даже на мед.

«Просто удивительно, – подумал Минька, – такой маленький и такой важный». Они со Стасиком поотказывались немного, а потом начали есть мед. Эх, какой это был мед! Прямо с воском ели, только во рту почавкивало. Дедушка глядел, глядел за Евгением и вдруг спросил:

– А чего, ребятушки, деготь собрались гонить? Так вот говорят, что в заводе-то беженцы поселились. Разбойники.

Минька даже поперхнулся.

– Нет, вы туда лучше не ходите, – сказал дедушка. – Чего, Евгений? Писать не хочешь? Ну, бегите, бегите…

Минька и Стасик выскочили из дедушкиной калитки.

– Слышал? – Минька дернул Стасика за рукав.

– Ага. Это мы. Беженцы-то.

– А, во как! – Минька от восторга запрыгал на одной ноге. – Знаем, знаем! Теперь знаем!

– Чего знаем?

– Как деготь гнать.

Стасик только сейчас понял, отчего так радовался Минька.

– Скорее! Поехали. Где Рыжко?

– Ох, Минька, а домой-то?

– Потом.

Они тайком проскочили в поле, туда, где оставили Рыжка. Рыжка, однако, не было.

– Эх, украли у нас мерина… – вздохнул Минька. – Придется пешком ехать.

– Идти, а не ехать.

– Ну идти! Какая разница?

Они чуть-чуть не поссорились, потому что разница все же была. Да и Стасику вдруг так захотелось домой, так ему захотелось увидеть отца и мать, что прямо жуть. Он чуть не заплакал. Минька же был таким непреклонным, таким непреклонным… Друзья опять исчезли в лесу.

* * *

Под вечер в деревне начался переполох. Бригадир, отец Стасика, не очень-то верил Клювихе, когда она говорила о каких-то там разбойниках. Он даже не стал звонить в милицию. Но вот вдруг утром выяснилось, что нет дома Катьки! С вечера оба, и отец и мать, пришли домой поздно и думали, что девочка давно спит на своем месте, в летней избе под пологом. Даже не посмотрели, чтобы не разбудить. Утром выяснилось, что Катьки под пологом нет. Побежали искать, но ее нигде не было. Кто-то, кажется мать Миньки, сказал, что Катька ушла следом за мальчишками в пионерлагерь. Родители успокоились, но ненадолго. А тут еще бригадир вдруг увидел в поле мерина, обузданного таким странным образом. Кто-то обуздал Рыжка веревочной уздой, но кто?

Бригадир прямо не знал, что делать… Уже под вечер в деревню пришел учитель Сергей Михайлович. Пока он пил чай у Минькиной матери, наступил настоящий вечер, а может, даже и ночь. Лиля вернулась домой и рассказала все новости: о том, что мерина видела обузданного, что Катька, не спросясь, ушла в пионерлагерь.

– В какой лагерь? – спросил Сергей Михайлович и вдруг вскочил с лавки. – Лагерь только завтра открывается. – И Сергей Михайлович стремглав выбежал из дома.

Ночью вся деревня была уже на ногах и никто не сомкнул глаз. Только в дом к деду Ивану Савельевичу ни один не догадался забежать: дом-то стоит на отшибе, за изгородью. Решили немедля идти искать ребят.

(Дегтярное дело. Почету не идет деготь?

На крыше. Третья ночь.)

Минька, Стасик и Хомутов не теряли времени зря. Да и Катька тоже. Она помогала им как могла. Они еще засветло набили кубы старой берестой и накопали у ручья глины. Можно бы уже затоплять нижние топки, но кубы-то были не закрыты. А чем закрывать? Круглые железные закрывашки, видимо, были давно потеряны. И тогда Минька сказал:

– Сделаем только один куб! Для пробы. Весь замажем глиной. На один-то куб глины хватит!

Катька, Стасик и Хомутов побежали за добавочной глиной. Они таскали ее на широких листьях лопухов, Минька тут же замазывал ею бересту. Когда оставалось замазать третью часть круглой дыры, Минька дал приказ разводить огонь. Хомутов побежал ломать дрова, Катька притащила от костра горящую головешку.

Затопили.

Тем временем Минька начисто запечатал глиной бересту в кубе. Запылал огонь в печи, застреляли угольки на земляной пол.

Комары испугались дыму, потому что дым сегодня не шел в трубу.

– Эх, наверно, опять к дождю! – высказал предположение Стасик.

– А может, труба засорилась? – сказал Хомутов.

И Минька, не долго думая, решил лезть на крышу. Он полез по углу, добрался до застрехи. Дальше было опасно лезть, потому что надо перекидывать ногу с угла на крышу и карабкаться. Катька, Стасик и Хомутов следили снизу затаив дыхание.