Человек, прошедший по лабиринту этих коридоров в поисках истинного смысла Писания, знает, как мрачно и грустно бывает, когда его смысл утрачивается. Я окажусь в Альштедте, среди крестьян и горняков, и Вы, своими ушами услышите о многочисленных интригах, творящихся под предлогом милосердия и любви к Господу, я уверен, Вы не замедлите написать мне, дабы побудить поднять хлыст на этих торговцев верой. Ибо я не сомневаюсь, Вы поймете мотивы, побудившие меня взять в руки перо.

Слова апостола подтвердят это: «Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь» (2 Фес. 2: 7). Святотатственный союз между безбожными правителями и фальшивыми пророками готовит свое воинство, приближение грандиозных событий побуждает избранных хранить крепость веры, защищать ее любыми средствами.

Гнусный человек, вероотступник, восседает сейчас в храме Божьем и распространяет оттуда ложные доктрины. Так, один из флорентийских Медичи, Джулио, устроился на римском троне, под именем Климент[9]. Как и большинство своих предшественников, он не прекращает надругательств над Христом, прикрываясь именем Его.

Рим копается в собственном пупке и не видит ничего творящегося у него под носом, он не слышит труб, возвещающих о его осаде. Погрязший во грехе, омрачившем его разум, он будет неспособным противостоять тому, кто при даст новый импульс движению и принесет свет Истинной Веры, поставив Церковь на путь реформ.

Поэтому возникает громадное затруднение, герр Томас: кто поднимет меч, который поразит безбожников?

Брат Мартин показал свое истинное лицо, лицо наемника князей, какую презренную роль он играет, хотя так долго это скрывал. Значит, не Лютеру суждено нести Евангелие простому человеку, не тому, кто вышвырнул Карлштадта и кто ежедневно получает дары от сильных мира сего. Цели немецких правителей очевидны. Не вера наполняет их сердца и руководит их помыслами, а жажда наживы. Они присвоили себе славу Всевышнего и преклонение перед ним, превратив их в жалкое идолопоклонство.

Вот почему я должен попросить Вас твердо стоять на своем и никогда не падать духом. А что касается меня, я позабочусь о том, чтобы и в будущем с этого своего аванпоста передавать Вам все сведения, которые могут быть использованы во славу Божью.

Уверенный, что Господь всегда пребудет с Вами,

Коэлет.[10]

5 ноября 1523 года

* * *

Складываю листок и задуваю свечу. Лежа в темноте с открытыми глазами, я вновь переживаю пожар в часовне в Маллербахе

Мы в Альштедте уже год; Магистр Томас был призван туда городским советом. Каждое воскресенье его проповеди возвышали сердца всех и каждого, и в эти дни мы могли делать все, что заблагорассудится: главным образом, расплачивались с францисканцами Нойдорфа, грязными ростовщиками, душившими крестьян. Мы могли сполна воздать им за все те годы, когда они жирели за счет бедняков.

Вначале мы грабили, затем — две вязанки дров, немного смолы: и их церквушку уже пожирает пламя. Пока мы стояли и смотрели за происходящим, появились два приспешника Цейса, сборщика налогов, предупрежденного монахами. Они тут же ринулись к колодцу, с двумя ведрами у каждого: их хозяин только щелкнул пальцами, и они устремились прямо в адское пламя. Перед тем как вылилась хоть одна капля, мы вышли из тени, черные от копоти, с шестами в руках:

— На вашем месте мы побеспокоились бы о лесе… Здесь больше нечего делать.

Двое против десятерых. Они смотрят на нас. Потом — друг на друга. Бросают ведра и уходят.

Пламя исчезает — я поворачиваюсь в кровати. Из тьмы выплывает поросячье рыло Цейса. Сборщик налогов при дворе курфюрста. Эти пожары так подпалили ему зад, что он призвал народ со всей округи для розыска поджигателей. Молодчина Цейс! Город наводнен вооруженными чужаками? Ничто более надежно не восстановит против тебя его жителей. Достаточно только произнести имя Мюнцера, как со всех сторон сбегутся его ангелы-хранители: сотня горняков с лопатами и кирками, возникающие, как из недр земли, и готовые закопать тебя. Горожанки, желающие тебя кастрировать! Все валится у тебя из рук: как испуганный ребенок, ты цепляешься за материнские юбки и бежишь плакаться к курфюрсту. Представляю себе такую сцену: ты пресмыкаешься и пытаешься объяснить, почему перестал контролировать город, а Фридрих Мудрый выговаривает тебе.

Цейс. Ваше сиятельство благодаря своему вошедшему в поговорку предвидению, наверное, уже догадываетесь о причинах визита своего скромного слуги…

Фридрих. Догадываюсь, Цейс, догадываюсь. Но тут моего предвидения совершенно не требовалось. В последнее время граф Мансфельд только и делает, что жалуется мне на твою деревушку Алыптедт. Кажется, новый проповедник доставляет вам серьезные проблемы. Впрочем, именно вы не доложили мне о его назначении в ваш приход, и это внушает мне надежду, что в будущем вы будете проявлять большую прозорливость.

Цейс. Вашему сиятельству известно, что ответственность лежит не на мне: магистрат решил не сообщать вам о назначении господина Томаса Мюнцера. Вы хорошо знаете, что с моей стороны…

Фридрих. Никаких оправданий, Цейс! Ты прекрасно понимаешь, что перед этим троном тебе не стоит пытаться переложить свою вину на других. По большому счету мне лично этот Мюнцер не доставляет никаких хлопот! Действительно, в Тюрингии очень многие слишком возомнили о себе. Вначале Лютер выливает свой гнев на Спалатина, который столь унизил проповедника, что никто не воздает ему причитающегося уважения, затем граф Мансфельд пишет мне, что ваш совет защищает подстрекателя, который открыто его оскорбляет. Ну и кто следующий?

Цейс. Ну, именно об этом я и пришел поговорить с вами. Но вам уже кое-что известно, хотя я полагал, что события в нашем городе не имеют для вас особого значения.

Фридрих. М-да? Мне передали, что была сожжена часовня в какой-то деревушке.

Цейс. Если точнее, речь шла о капелле Пресвятой Богоматери в Маллербахе на дороге между Алынтедтом и Кверфуртом, во владении францисканцев из монастыря в Нойдорфе. Во время воскресной службы стащили колокол, а на следующий день ее подожгли. Я послал двух надежных людей погасить пламя, но там была охрана, и они потом рассказывали, что им пришлось идти защищать лес от пожара, так как капеллу было уже не спасти.

Фридрих. Пока ничего нового. Святоши из Нойдорфа проявили необыкновенный педантизм, описывая ситуацию, когда просили о моем вмешательстве. Если память не изменяет мне, я, кажется, писал вам, требуя не допустить ухудшения положения, отыскать, на кого можно свалить вину, подержать его денек в тюрьме и заставить выплатить символическую сумму в качестве компенсации. Чтобы эти священники воспринимали меня как защитника веры, а не того, кто слишком симпатизирует распустившему хвост сборщику налогов!