– Что-то я не совсем понимаю, кто и куда возвращается… То есть ты хочешь сказать, что ее Макс убил?

– Я ничего не хочу сказать, кроме того, что у убийцы было несколько минут на то, чтобы проникнуть в дом и совершить это преступление.

– Ужас какой! – поежилась Воронина и вдруг выпрямилась. – Ты двери хорошо закрыла?

Настя подошла к входной двери, но вместо того, чтобы запереть ее на задвижку, выскочила в темноту. До дома Иволги она добежала быстро. Селезнева, Божко и Севу как раз выводили к машине.

– На экспертизу везут, – объяснил Селезнев, – так что раньше десяти или одиннадцати утра вряд ли вернемся.

Непонятно, для чего он это говорил – только ли для того, чтобы показать следователям, что между ними какие-то отношении, или потому, что волновался, оставляя ее одну.

– Какая еще экспертиза? – спросила она. – Я с вами!

– Не положено, – возразил один из следователей. – Хотя если вы считаете себя причастной, то пожалуйста, мы не возражаем. Только лишней работы нам не надо.

– Проверят кожу рук и одежду на наличие микрочастиц порохового заряда, – объяснил Сева, – а это быстрая процедура.

Настя на прощание обняла Игоря Егоровича и опять, как совсем недавно, прижалась к нему. Но в этот раз он осторожно погладил ее по голове.

Она посмотрела, как их посадили в машины, потом машины тронулись, а она пошла следом, прикрыла ворота и направилась к своему дому. Ночной воздух был прохладен и влажен, легкий озноб пробежал по ее телу, и Настя ускорила шаг. Проходя сквозь березовую рощу, заметила какую-то тень, словно кто-то перебежал дорогу. Она оглядела едва различимые в темноте стволы деревьев и теперь уже не сомневалась, что за ними кто-то стоит. Стоит, не пригибаясь, не прячась, уверенный в том, что его не видят. И тогда она побежала. Побежала так быстро, как только могла. Ворвалась в дом и стала запирать дверь – на один замок, потом на второй, со щелчком закрыла задвижку. В прихожую выскочила перепуганная Воронина.

– За тобой гонятся?! – закричала она.

Настя зачем-то кивнула.

– Мамочка, – заныла подруга, прижимая руки к груди, – надо звонить 911! Господи, в России нет службы спасения! Что делать будем?

И тут же ухватилась за последнюю надежду:

– А топор хоть у тебя есть?

Они перебрались на кухню. На столе стояла бутылка, в которой остался виски. Света налила половину стакана, сделала первый глоток.

– Какая же я дура, сейчас позвоню Баландину! У Жоры есть травматический пистолет. Они даже стреляли из него с Максом по шарикам, когда нас еще не было на празднике.

И тут же набрала номер продюсера:

– Жорик, это Света, если помнишь такую. Мы тут с Настюхой одни в домике. Так что приходи к нам скорее, захвати бутылочку какую-нибудь, а то время нынче сам знаешь какое… Жду. Целую. Да!!! Пистолет свой не забудь, пожалуйста.

Баландин пришел не один, а с оператором, тем самым, который кружил Стрижак в танце. У каждого в кармане была бутылка. У Георгия – точно такая же бутылка виски, как он приносил прежде, а у оператора – початая дагестанского коньяка. А еще пакет с провизией – той, что прихватили вечером с праздничного стола, и большая бутыль колы. Быстро соорудили стол, за который усадили и Настю. Продюсер сообщил, что Макса и Селезнева забрали. А вообще народ в шоке. Олесю все любили, хотя она и была с некоторыми странностями, но за странности, как известно, не убивают, тогда бы надо было прикончить весь русский народ.

– А ты сам по национальности, извини, кто? – поинтересовалась Воронина.

– Я русский из Сибири, потомственный каторжанин, – с гордостью ответил Баландин, – разве по фамилии не видно?

Он наполнил стоящие на столе стаканы, хотел налить и Насте, но она отказалась, сказав, что уже пила сегодня виски.

– Тогда, может, коньячку? – встрепенулся оператор.

– Она у нас вообще не употребляет, – объяснила Светлана.

Сплоченная троица подняла стаканы и соединила их над столом. После того как выпили, продюсер продолжил:

– Народ в виновность Макса не верит. О его связи с Руденской знали все, но молчали. Он хоть и бабник, но с Олесей у них было почти серьезно, и потому все боялись, что про это пронюхает Селезнев, а он – мужик крутой, только с виду такой паинька. Он ведь сидел, а такие люди измен не прощают. Это я вам как потомственный каторжанин заявляю. А у него, кроме Олеськи покойной, никого больше не было. Давайте выпьем за упокой души невинно убиенной.

– Тогда и мне чуть-чуть, – согласилась Анастасия.

Виски опять ожгло горло. Тут же ей подали стакан колы, который пришлось выпить весь, чтобы заглушить неприятное ощущение.

– У Селезнева с Руденской давно уже ничего нет, – сказала Стрижак, – а про отношения ее с Божко ему прекрасно известно, и он надеялся, что она успокоится наконец.

– Успокоилась, бедняжка, – встрял оператор. – Если честно, мне нравилось, как она работала на площадке. Что режиссер скажет, то и делала, а если я заранее подсказываю ракурс, то четко так и поворачивается. Саша Бойцов только однажды ее обматерил, когда она свою звездность решила показать… Так ей выдал, что с тех пор она скромняга скромнягой. Только, когда выпьет, отрывалась немного.

– Кто же ее убил? – спросила Воронина.

Мужчины переглянулись.

– Тот, у кого алиби нет, – объяснил оператор, – а мы, уважаемая Светлана Алексеевна, когда ушли оттуда, все вместе продолжили у вас дома.

– Божко присутствовал? – задала вопрос Настя.

– Макса не было, – ответил продюсер. – А если кто-то и выходил из-за стола, то минут на пять самое большее. А Селезнев, как я понимаю, все время был с вами?

– Никуда не выходил все время, – уверенно подтвердила Стрижак.

– И телохранитель его тоже?

– В моем дворе своего босса сторожил, а потом он же обнаружил тело Руденской.

Все замолчали.

– Я думаю, что это охранник, – высказал предположение оператор, – хотя чего гадать – полиция разберется.

Тут же он снова наполнил стаканы, не забыв и про Настю.

– Самый странный человек – это, конечно, Игорь Егорович, – вздохнул Баландин. – Но мне на него грех жаловаться: Селезнев меня из такого дерьма вытащил! Я уже петлю готов был на шею набросить. Так бы и сделал, если бы не он. Но у нас в Сибири про него всякое рассказывают. Прежде – еще лет десять-пятнадцать назад – все Селезнева знали. Он ведь входил если не в десятку, то в двадцатку богатейших людей России. Так вот, про дорогую моему сердцу Сибирь. Как-то к нему явился директор одного ГОКа – это горно-обогатительный комбинат, если кто не знает. И этот самый директор попросил инвестиций – вроде того, что предприятие рушится, зарплату платить нечем, люди уходят, тысячи семей голодают. Игорь Егорович согласился дать сколько нужно и даже больше, но потребовал взамен пятьдесят один процент акций. Директор этот отказался… Потом на предприятие наехали бандиты, и директор на них чего-то там оформил – без всяких инвестиций, разумеется. Ему кинули какую-то копеечку. Но потом его новые хозяева уволили. И начался самый настоящий беспредел. Люди работали, им если и платили, то гроши, а кто отказывался, тех прессовали так, что они сами в карьеры шли и зарплату не просили. Так с полгода было или около того. Вдруг появляется Селезнев. Как оказалось, он на разных биржах скупал акции, потом провел работу с мелкими держателями и теперь вроде как у него контрольный пакет… Забил он стрелку с владельцами, теперь уже бывшими, поставил условия дальнейшего взаимодействия. Те, разумеется, решили, что их берут на понт и развести хотят, попытались противостоять – покушение на нашего Игоря Егоровича организовали, неудачное, к счастью. А потом случилась короткая, но победоносная война. Народ не пострадал, наоборот, вздохнул свободно. Но в том городке новое кладбище организовалось. Его там бандитским зовут… Такое было время. А сейчас Селезнев притих. То ли запал пропал, то ли решил, что денег ему до конца жизни хватит. Но в деловых кругах его уже и забывать стали.