— Агнес, Агнес, что с тобой происходит? — спросил он укоризненно, стараясь заглянуть ей в глаза. — Ты требуешь, дочь, поистине невозможного. И на что я хочу обратить внимание, ты даже сама не знаешь, почему этого требуешь! Ты «не успела разобраться»!.. Но оставь на минуту свои сомнения и подумай, на что это похоже: свадебные празднества уже начались, пиршество подготовлено, затрачены немалые деньги, гости съехались… и вдруг я появлюсь перед приглашенными и объявлю: «Ступайте по домам, дамы и господа, вам здесь делать нечего, ибо свадьба отложена на неопределенное время — пока невеста не разберется со своими страхами». Что мне скажут люди? Как я после этого решусь смотреть им в глаза? Я буду навеки опозорен, стану посмешищем для всего рыцарства ливонской земли. И где, скажи, ты была вчера, позавчера со своими сомнениями, неделю назад? Почему ты отказываешь моему выбору лишь тогда, когда обрядилась в свадебное платье?

На все эти вопросы Агнес не дала ответа. Она стояла недвижно, с печальным лицом.

Барону показалось, что он все же поколебал решимость дочери:

— В этом, признаюсь, еще нет большой беды, насмешек я не страшусь. Но подумай, милая Агнес, что стали бы говорить люди о тебе самой!

— Что же? — подняла на него встревоженные глаза девушка; веские, обоснованные слова отца и его внушительное, серьезное лицо снова смутили ее.

— Ох, Агнес, ты — как невинный ангел! — очень выразительно вздохнул Мённикхузен. — Сколь мало ты еще знаешь наше милое помещичье общество, сколь неискушенна ты в отношениях с людьми. Усматриваю в этом свою вину, это мое упущение; следовало чаще выводить тебя в общество. Но я все стремился сохранить чистоту милого ангела своего — вот мое оправдание… Ты не знаешь еще, Агнес, какие злые мысли посещают людей, хотя бы подруг твоих и кавалеров, когда они смотрят на тебя и улыбаются тебе, когда говорят тебе приятные речи. Ты не представляешь, какие грязные сплетни начнут распространять о тебе, если только дашь злословам подходящий повод. Опрометчивый поступок, которого ты так необдуманно требуешь от меня, развязал бы все недобрые языки, и зложелатели наши, и завистники твои забыли бы про все невзгоды и бедствия войны, но о проступке твоем помнили бы, — барон опять вздохнул и бросил на дочь быстрый оценивающий взгляд. — Честь благородной девицы — такой несказанно нежный цветок. Достаточно одного злого слова — и он может увянуть.

— Как же это может коснуться моей чести, если… — заикнулась Агнес.

— Если свадьба не состоится? — с улыбкой вскинул брови хитрый Мённикхузен. — Ох, дорогая дочка, если бы ты знала, как легко может быть задета наша честь нашими же лучшими друзьями и как мне трудно тебе это объяснить!.. Ты должна знать: каждое явление, каждое событие имеют свои причины, и если нечто произошло, а причину люди сразу не увидели, то они начинают ее искать, и зачастую даже не там, где следовало бы. Найдя же подходящее объяснение, принимаются судачить, обговаривать на все лады. Если свадьба не состоится без видимой им веской причины, пойдут досужие кривотолки…

— Какие же именно? — не на шутку встревожилась Агнес; честь ее была ей дорога.

— Да вот хотя бы о том, что якобы между тобой и юнкером Рисбитером стоит какой-то другой мужчина.

— Другой мужчина? — совсем испугалась Агнес. — Кто же?.. Нет никакого мужчины…

— Ну вот, ты уже и испугалась, радость моя, — улыбнулся старый рыцарь, в душе поздравляя себя с удавшейся хитростью. — Нет никакого мужчины, знаю. Это я так придумал, для примера… А вообще не заставляй меня, дочь, разъяснять эти неприглядные вещи, мне это очень тягостно. Люди злы и охотно осуждают ближнего, в особенности если сами во грехе и если этот ближний — молодая женщина из хорошего дома. Когда жених с невестой или супружеская чета расходятся без видимой и всем понятной причины, то под подозрение прежде всего попадает более слабая сторона, как если бы именно женщина сошла с верного пути — хотя это, возможно, далеко не так.

— Нет. Такого про меня, про нас никто не должен думать! — сказала Агнес, справившись со своими сомнениями и промакнув остатки слез платочком. — Забудь о моей просьбе, отец! Теперь я и сама вижу, что была глупым ребенком и что хотела невозможного.

Мённикхузен поцеловал дочь в чистый белый лоб и удовлетворенно закончил:

— Пускай, милая, это послужит тебе уроком на будущее, надо больше доверять планам отца, который желает тебе только самого лучшего.

Не прошло и четверти часа, Агнес опять вышла на балкон к другим женщинам, к подругам; те стали наперебой расспрашивать ее, почему она так долго отсутствовала. Агнес с замиранием сердца выслушивала их вопросы; и зябко становилось у нее на душе, когда она думала о том, что было бы, если бы все эти женщины стали допытываться о причинах другого, более серьезного и важного обстоятельства — почему она решила, что жених Рисбитер ей неприятен. Она отвечала подругам уклончиво. Лицо ее было бесстрастно, непроницаемо. Впервые в жизни Агнес подумала о том, что лицо ее может быть маской. Надо думать, с этой не детской мыслью она сейчас и повзрослела…

Заметим, что после приведенного разговора с отцом Агнес ни разу не обратила взгляд свой в ту сторону, где среди воинов стоял Габриэль, привлекая взоры других женщин высоким ростом и статью и приятным обликом.

«Несказанно прекрасна, но холодна и высокомерна, — думал Гавриил, поглядывая на красавицу невесту. — Впрочем, такой, наверное, и должна быть баронская дочь. Я не верю, что она любит Рисбитера, хотя и выходит за него замуж».

И еще одна мысль посетила Гавриила, когда он стоял среди воинов и посматривал на Агнес, окруженную на балконе подругами: — «Невозможно даже допустить, чтобы эта заносчивая девица полюбила человека, стоящего хотя бы на ступеньку ниже ее».

лиже к вечеру началось большое пиршество, в каком принял участие весь лагерь. В просторных залах господского дома, убранных пышными букетами цветов, затейливыми гирляндами и венками, пировали званые гости, рыцари и военачальники, которых было едва ли не больше, чем подчиненных. Их застолье украшали прекрасные дамы и сама невеста — сияющий перл. Кушали с золота и серебра, пили изысканные вина — еще из довоенных запасов. В широких палатках вокруг пивных бочек пировали простые воины с кружками пенящегося пива в руках и с тарелками закусок на коленях. И не было конца их простым разговорам — о геройствах, правдоподобных и не очень, и о женщинах, которые всегда хотят настоящих мужчин и доступны.

К полуночи ни на самой мызе, ни во всем лагере не оставалось уже ни одного трезвого человека, за исключением разве только Гавриила. Он поместился в самой большой палатке, куда его пригласили новые приятели. Но потом приятели куда-то подевались, и он был предоставлен самому себе. Гавриилу пришлось тоже отведать пива и посидеть со всеми, чтобы «поддержать компанию», но он умел соблюдать меру, и уже к ночи от хмеля не осталось и следа. Вид пьяных вояк вызывал у Гавриила неприязнь; их бахвальство, их застольная болтовня, имевшая мало смысла, вызывали в нем сожаление, если не пренебрежение, которое было очень трудно скрыть. Гавриил поглядывал на красные, масленые лица, слушал краем уха пустые речи и думал: «Неужели эстонская земля трепещет перед этим разгульным сбродом? Неужели повывелись истинные герои, могущие дать грабителям отпор?.. Небольшой отряд русских, дюжина всего… могла бы сейчас без труда разогнать эту шайку разбойников».