его братьев» в Германии издатель по-прежнему просил его воздерживаться от критики нацистского режима. Освободиться от вынужденного политического молчания писателю удалось только после того, как власти в декабре 1935 разрешили Берману Фишеру вместе с частью издательства выехать за границу. 3 февраля 1936 года Томас Манн опубликовал в швейцарской газете «Нойе цюрхер цайтунг» открытое письмо в рамках полемики вокруг эмигрантской литературы. Оно обозначило его «официальный» разрыв с нацистской Германией. Отныне его руки были развязаны, и он мог свободно считать себя частью немецкой культурной эмиграции.

Незадолго до этого он получил очередное приглашение посетить СССР. Почта от Михаила Кольцова прибыла в Цюрих 11 января 1936 года. 5 февраля Томас Манн заверил Бехера: «Как только я освобожусь от срочной работы и более ранних договоренностей по поездкам, я приеду в Советский Союз»[92]. Было ли это привычной отговоркой, или, став полностью независимым от нацистского государства, он действительно «сдался»?

Подозрительность швейцарских властей в отношении связей с Советским Союзом и коммунистических идей по-прежнему его беспокоила. Из-за этого он отказался участвовать в издании московского журнала на немецком языке. «Я обязан, – писал он брату Генриху 11 февраля 1936 года, – в определенном смысле считаться со Швейцарией, которая меня приняла, и чье гражданство я по истечении законного срока желал бы получить. При всей симпатии, я не хотел бы слишком явно связывать себя с миром коммунизма»[93]. В переводе с элегантно-дипломатического языка на нейтральный это значило, что, в принципе, он ничего не имеет против коммунизма и только насущные обстоятельства не позволяют ему быть соредактором просоветского журнала.

16 февраля Генрих Манн известил Бехера об отрицательном ответе брата. Сам же он, по его словам, был бы рад участвовать в проекте журнала, но только не подписываться в качестве редактора. «Если бы я стал это делать, – объяснял он своему верному наставнику, – то германское радио разнесло бы это по всему свету. Оно и сейчас уже держит в курсе обо мне весь обитаемый мир. А тогда оно распространило бы новость, что я-де вступил в коммунистическую партию»[94]. Генрих Манн, фактически уже активно работавший на Советский Союз, дорожил своей официальной беспартийностью.

Далее он информировал Бехера о том, каким представляет себе свое вознаграждение: оклад в 200 золотых рублей ежемесячно соответствовал бы его литературным заслугам. Официальный обменный курс Госбанка СССР на 1 апреля 1936 года составлял три французских франка за один рубль, в октябре того же года – четыре франка двадцать пять сантимов за один рубль. В марте Генрих Манн получил от московского Госиздата 5246 франков 40 сантимов, а в июле 7884 франка. Из редакции «Интернациональной литературы» поступило еще 3720 франков. Это были значительные суммы: например, за квартиру в Ницце Генрих Манн платил в 1937 году 5000 франков в год[95]. Томас Манн отметил 31 марта 1936 года получение четырехсот советских рублей[96]. Эквивалент этой суммы составлял от 255 до 260 швейцарских франков.

О перспективе поездки в СССР Генрих Манн, в отличие от брата Томаса, в этот раз высказался сдержанно и уклончиво: она была бы утомительной и отняла бы много времени. Кроме того, скоро заканчивается срок действия его паспорта. Тем не менее он все же подумает над возможностью такой поездки. «Предварительным [ее] условием, – добавлял он, – стала бы определенная независимость благодаря более высоким заработкам»[97]. Намек был слишком прозрачный, чтобы его можно было не понять, и вскоре из Москвы поступил очередной денежный перевод.

Дневниковые записи Томаса Манна об актуальной политике были, как и раньше, спонтанными и эмоциональными. Постоянной величиной была только ненависть к нацистскому режиму в Германии. 7 февраля 1936 года его возмутил анонимный пасквиль «той отвратительной низины, в которую, наверное, опустится мир, и спасти от которой может только коммунизм»[98]. Когда «буржуазный» мир, по мнению писателя, проявлял слабость – как, например, в случае нападок лично на него, – Томас Манн нередко реагировал страстными похвалами коммунизму. Или призывал гибель и проклятия на голову Гитлера и его приспешников. В связи с Гражданской войной в Испании он записал: «Барселоной, кажется, управляют большевики, что опять же не вызывает радости, так как порождает реакцию»[99]. Своеобразная логика этого комментария типична для политических откровений Томаса Манна в это время.

Его сотрудничество с Советским Союзом плодотворно развивалось. 15 марта 1936 года из Москвы ему было отправлено следующее письмо: «Дорогой и уважаемый господин Томас Манн, мы обращаемся к Вам с просьбой предоставить нам статью для немецкого издания “Интернациональной литературы”. <…> Особенно приятно нам было бы получить от Вас статью, выражающую Ваш взгляд на судьбу немецкой поэзии при нынешних политических условиях»[100].

Очевидно, в Москве достаточно скоро узнали о публикации Томаса Манна в «Нойе Цюрхер цайтунг» от 3 февраля и вызванном ею открытом разрыве писателя с германскими властями. Просьба московского журнала была направлена ему «по горячим следам» этой публикации. Однако вместо статьи для «Иностранной литературы» он написал 4 апреля несколько «строк с пожеланиями советской молодежи» по случаю X Съезда комсомола. 5 апреля Эренбург, который, подобно своему товарищу Бехеру, постоянно находился в разъездах по Европе, докладывал Кольцову о положении дел: «Немцы ропщут, что им оказывают мало внимания. 10 мая проектируется митинг – годовщина аутодафе – с французами, Томасом Манном и, возможно, Ренном»[101]. Эренбург имел в виду третью годовщину сожжения книг нацистами в Берлине 10 мая 1933 года. Но в даже самых смелых фантазиях представить себе Томаса Манна участником интернационального политического митинга было бы практически невозможно. Поэтому надо думать, что Эренбург снова либо пользовался недостоверными данными, либо приукрашивал истинную ситуацию.

В тот же день, 5 апреля 1936 года, Томас Манн получил письмо от Бехера. Тот просил его о статье для «Интернациональной литературы» или – по возможности – о «каком-нибудь пока не опубликованном отрывке» из его «новых работ»[102]. На следующий день, предупредив еще одну подобную просьбу редакции, направленную ему 9 апреля, он решил послать в журнал главу об управляющем Монткау из романа «Иосиф в Египте», над которым он в то время работал[103]. 23 апреля редакция поблагодарила его за присылку текста, анонсировала его публикацию в начале июня и в самых почтительных выражениях попросила его написать для «Интернациональной литературы» что-нибудь о книгах, «которые ему особенно близки». В письме от 26 июня просьба о статье повторялась и сообщалось о переводе писателю четырехсот швейцарских франков. 3 июля 1936 года он отметил в дневнике получение журнала с главой «Монткау»