Ивана Елкина в поселке нам долго не пришлось, потому что, как мы говорили выше, поселок сам по себе был небольшой и составлял тридцать-сорок хат, основная же масса построек принадлежала промыслам.

– Сережа, вот где дыра, – сказал я, – а ты Симбирск называл дырой.

Сергей весело рассмеялся и, шутя, ответил мне:

– Не сердись, Ванюша, ты еще привыкнешь к этому приморскому «городу». А что, разве тебе промыслы не нравятся? Видел, сколько работает там девушек.

Брат вмешался в наш разговор:

– Будет вам чепуху говорить. Вон, кажется, тетка Екатерина Андреевна Елкина идет.

И действительно, пересекая нам дорогу с ведрами воды в руках, шла пожилая женщина. Она поставила ведра на землю, приложила руку козырьком ко лбу и стала всматриваться в нашу сторону. Когда мы подошли к ней, она и брат узнали друг друга. Меня и Сергея тетка Екатерина не знала. Она спросила, кто мы, и повела нас к себе в хату.

На ходу она нам рассказала, что ребят ее дома нет, они выехали в ночь на лов и еще не возвратились.

– Скоро приедут, – уверенно добавила она.

Семья Елкиных, проживавшая в поселке Мумры с 1900 года, состояла из родителей, четырех сыновей и одной невестки. У них была своя лодочка и небольшое количество рыболовецкой снасти. Старший сын Иван работал с Александром, младший Иван с Леонтием Тюленевым. 12-летний Митька ставил верши со стариком Феногеновым. Невестка работала на промысле. Так что дома, куда нас привела Екатерина Андреевна, она была одна и готовила из накануне пойманной рыбы уху сыновьям. За разговорами и всевозможными расспросами незаметно прошло около двух часов. Уха была уже готова. Вскипел и самовар, который ради нас, гостей, поставила тетка. Рыболовов Елкиных все еще не было. Наконец с веслами на плечах, с бурдюком, в котором рыбаки берут с собой во время лова воду, и подвешенной в мешке небольшой поклажей пришли все разом братья Елкины. Неожиданная встреча с нами сильно обрадовала всю семью. Рыбная осенняя путина сулила хороший заработок.

– Вот, братва, хорошо как вы приехали. Мы с Леонтием Тюленевым подготовили лодчонку, так что будем теперь на трех лодках сообща ловить. Ну-ка, Митя! Сбегай за Леонтием и скажи, чтоб он скорей приходил к нам, да забеги к старику, купи бутылку водки и полдюжины пива. Ну, живо, – сказал Иван. И повел меня, как младшего из гостей, смотреть рыбу, которую они не сдали на промысел, а принесли с собой «на котел».

В мешке оказались три леща килограмма по три с половиной, сазан килограммов на шесть и пять штук судаков.

– Почему так много вы принесли рыбы? – спросил я.

– Да это не только для нашей семьи. Нужно дать немного соседям, такой обычай у нас, рыбаков. Особенно когда улов хороший: себе возьми рыбы «на котел» и принеси соседу. Кстати, наш сосед занимается по бондарной части, где ему самому достать свежей рыбы, – ответил Иван.

В то время, когда мы рассматривали в мешке рыбу, к нам подошла Екатерина Андреевна.

– Вы чего здесь смотрите, разве никогда не видели рыбу? Вы лучше возьмите нож, очистите ее. Как закончите, будем садиться кушать и чай пить, – сказала тетка.

Иван взял нож и очень быстро обработал рыбу. Пришел Леонтий. Митька также принес все то, что приказал ему старший брат. Сели обедать. Нам, гостям, положили рыбьи головы.

– Ну как, братва? – Это было любимое слово старшего Ивана. – Съешьте вот эти рыбьи головы, и вы никогда не уедете из поселка Мумры, – сказал он.

Долго еще и после обеда мы сидели за столом и беседовали на разные темы. Решили также сообща вопросы дальнейшей нашей работы и то, где будем жить. Мы с братом остались жить у Елкиных, Сергей переходил к Леонтию.

Брат договорился работать с младшим Иваном, Сергей с Леонтием, а меня брал к себе старший Иван Елкин. Мы должны были работать на одной лодке втроем.

Я лег спать вместе с моим сверстником Александром. Мы долго не могли заснуть, продолжая разные разговоры, а тут еще весь вечер на промыслах раздавались саратовские гармошки, к которым мы невольно прислушивались. Одна большая партия ребят и девчат проходила недалеко от нашей хаты. Саратовская гармошка наигрывала частушки, а довольно приятный голос припевал. Один припев, содержание которого я в первый раз слышал, особенно запомнился мне: «А я мальчик-демократ, я своей жизни не рад». Александр еще не спал, и я спросил его, кто это поет. Он мне ответил, что это Ковязин Дмитрий. Приехал он в Мумры из Саратова в прошлом году. Говорили, что брат его сидит в тюрьме. Работает он у здешнего богача корщиком, ходит в море, недавно пришел, а через два дня опять уйдет в море.

– Что это за должность «корщик», точно я тебе перевести не могу, не знаю, как по-морскому называется. Вроде боцмана. Он старший на судне, знает хорошо море. Вот этот Ковязин и управляет судном. В весеннюю путину он ходил на лов подбелуги в Леонозовы воды. Далеко, очень далеко, говорят, что дальше Баку, – пробормотал Александр и крепко заснул.

Я долго еще ворочался, что-то спрашивал его, но он продолжал спать.

Всю осень 1907 года мы проработали на Мумрах. Лов был неплохой, но из-за кабально низкой цены на рыбу каждый из нас заработал еле-еле себе на пропитание и на одежду. Лов продолжался до ноября. В декабре начались заморозки. Мы все вышли на косьбу камыша, которого заготовили для топлива на целый год. Одновременно готовились к зимнему лову.

Лов зимой не менее интересный, чем весной и осенью. Зимой в большие холода частиковая рыба собирается в косяки. Через прозрачный лед ее видно. Особенно на взморье, где замерзает не толстый, но достаточно прочный лед. А он замерзает в более суровые зимы в полосе километров десять-пятьдесят от берега. В эти места выезжали рыбаки с неводами. Они находили рыбу, запускали невод через проруби и, окружив ее, заводили в невод. Обычно на такие предприятия рыбаки выезжали большой артелью, на лошадях, запряженных в сани. На этих санях перевозился невод и улов рыбы. Если не было лошадей, а у большинства рыбаков никогда их не бывало, то приноравливались и использовались «чунки». Они имели стальные подрезы и, если сесть на них и, имея в руках дротики, упереться в лед и оттолкнуться, то чунки по хорошему льду покатятся очень далеко. Вот эти чунки мы готовили себе для зимней ловли на взморье. Готовили и сети, чтобы ставить их подо льдом в протоках.

Зима 1907/1908 года была для лова