— Они называют себя бино фаата. И, кажется, владеют третьей сигнальной…

— Телепатия? — Макнил нахмурилась.

— Нет, не чтение мыслей, скорее ментальная связь. Но с нами не очень получается — во всяком случае, со мной. Можно блокировать. Таблица умножения вполне годится.

— Любопытно, — сказал Коркоран. — Ментальная связь, межзвёздный привод, и это поле, что оттолкнуло рой… наши локаторы, наконец… мы ведь их не видели — ни в оптике, ни на экранах… Похоже, нас обставили по всем статьям! Лучше бы с ними не ссориться. Как ты полагаешь, Пол?

— Это как получится, — откликнулся Литвин, не в силах изгнать из памяти картину гибнущего «Жаворонка». Он глубоко вздохнул. Воздух казался прохладным и свежим, будто в горах, где-нибудь на высоте километра. Ещё одно свидетельство того, что Земля была для чужаков самым подходящим местом.

Они обсудили эту мысль, потом Макнил запрокинула голову и уставилась в потолочный купол.

— Эй, вы слышите меня? Нам нужна вода… Вода, пища и устройства для дефекации.

— Повторить! Ещё слова! Много слова! — прозвучало сверху. Макнил повторила.

— У нашей рыжей практический американский ум, — с улыбкой заметил Коркоран.

— Просто уже терпеть не могу, — буркнула девушка, глядя, как под куполом разворачиваются цветные картинки. Инструкции были просты и понятны: в каждой из боковых стен имелись помещения, скрытые мембранами; слева — удобства, справа — пищеблок с низким восьмиугольным столиком. Заглянув в левую каморку и подивившись на причудливые формы утилизатора, они направились к столу. В его полупрозрачной крышке мерцали серебряные искорки, летевшие из середины, где светился рисунок, похожий на панцирь черепахи.

— Здесь активатор. — Макнил поднесла к черепахе ладонь. — Сейчас эта штука заработает. Раз, два…

Голографическое изображение блюда с сероватой массой возникло над столом. Масса слабо шевелилась.

— По-моему, червяки, — сказал Коркоран. — Здоровые! С палец будут!

Макнил брезгливо поджала губы:

— Не для меня. Эту дрянь я есть не стану.

Её рука вновь протянулась над столом, и серая масса исчезла, сменившись голограммой вазы с розовыми шариками.

— Икра. Только большая, от лягушек величиной с корову, — прокомментировал Коркоран. — Я бы съел, но не уверен, что это нам подходит. С нашим обменом веществ и эмбриогенезом.

— Меня они вылечили, значит, с биохимией разобрались. — Литвин шлёпнул по столу, и ёмкость с шариками всплыла из отверстия в центре. Он взял один, раскусил и одобрительно хмыкнул: — Плод или какая-то ягода, на виноград похоже, только без кожуры… Вкусно! Попробуй, Абигайль! Такое у вас в Калифорнии не растёт.

— Я не из Калифорнии, я из Огайо, — сообщила Макнил и деловито принялась за еду.

Когда ваза с плодами опустела, воздух в отсеке стал заволакивать туман, сочившийся, казалось, прямо сквозь стены. Он пах чем-то знакомым и приятным, то ли свежей весенней листвой, то ли яблоневым цветом, и, вдохнув его, Литвин перенёсся на берег Днепра, под крепостную башню, куда в былые годы бегал с удочкой. Голова его свесилась на грудь, веки начали смыкаться, но, покорствуя дремоте, он ещё успел заметить, как Эби медленно валится на Рихарда. Они уснули прямо у стола: мужчины сидели, опираясь на мягкую обшивку стены, девушка лежала, прижавшись щекой к бедру Коркорана.

Запах исчез. Высокий тонкий человек в облегающей одежде прошёл через входную мембрану, за ним последовал другой, широкоплечий, мощный, с браслетами на руках и ногах. Появившийся первым был стар; губы его сильно обвисли, напоминая уже не птичий клюв, а хобот, морщины сбегали по щекам, а цвет волос был тусклым и зеленоватым, как увядающая трава. Но, невзирая на эти явные признаки возраста, он двигался с грацией юноши.

Старик приблизился к спящим и замер, склонив голову к плечу. Казалось, он тоже уснул; глаза закрыты, руки безвольно опущены, дыхания не слышно. Он простоял в этой позе с четверть часа, затем его веки поднялись, рот растянулся, и от краешков губ побежали новые морщины. Земной человек назвал бы это улыбкой и ошибся — старец улыбаться не умел. К тому же сейчас он испытывал не приступ веселья, а раздражение.

Вытянув тонкую руку, он показал на Коркорана, повернулся и направился к выходу. Страж без усилий поднял спящего и зашагал следом. Мембрана сомкнулась за его спиной.

* * *

— Рихард! Пол, проснись! Они забрали Рихарда!

Крик Макнил заставил Литвина очнуться. Он вытянул ноги, потёр занемевшую спину, потом бросил взгляд на хронометр в манжете комбинезона. Прошло не больше часа, но чувствовал он себя бодрым, словно отдыхал всю ночь. Чем бы их ни усыпили, эта штука не походила на газ умиротворения, после которого тянет блевать и кружится голова. Газа Литвин хлебнул ещё курсантом; это являлось обязательной учебной процедурой.

Поднявшись, он пересёк помещение и заглянул в каморку с удобствами. Коркорана там не было. Был утилизатор, похожий на спину двугорбого верблюда, была решётчатая конструкция с множеством патрубков — очевидно, для разбрызгивания воды, было что-то ещё, наклонный помост под колпаком, от которого струилось голубоватое сияние. Затеряться в этой машинерии казалось совершенно невозможным.

Эби уже пришла в себя и теперь следила за Литвиным напряжённым взглядом. Несмотря на молодость и недостаток опыта — она летала первый год, — Абигайль Макнил была офицером десанта, куда слабонервных не брали. Литвин знал, что может на неё положиться.

Он вышел на середину и, задрав голову, встал под куполом.

— Где наш товарищ? Где Коркоран?

Молчание.

— Мой вопрос понятен?

— Понимание ограничено. Требуется другая формулировка.

Вероятно, этот резкий каркающий голос принадлежал машине-посреднику. Даже наверняка, решил Литвин; только компьютер мог разобраться с чужим языком за несколько часов, слушая их разговоры. Он прикинул мощность такого устройства и ощутил озноб. Потом медленно произнёс:

— Где третий человек, который был с нами?

— Нет термина для обозначения места.

Точно, машина, мелькнула мысль. Компьютерный разум, кто бы его ни спроектировал, подчиняется законам логики: если спрашивают «где», значит, речь идёт о месте.

— Третий человек, который был с нами, исчез. Почему? По какой причине?

Эта формулировка оказалась понятной. У потолка каркнуло:

— Изъят для исследований.

— Каких?

— Для ответа не хватает терминов.

— Он стал лучше говорить, — произнёс Литвин, обернувшись к Макнил. — Строит предложения правильно.

— Только информации не даёт, — мрачно заметила она.

— Не будь к нему строгой. Это всего лишь машина.

Они замолчали, обмениваясь тревожными взглядами. Голос раздался снова: