и они оба покинули кабинет.

Курилка была в стороне от здания, проветриваемая, с прочной металлической крышей, дающей отличную защиту от зноя. Сергейцев чиркнул зажигалкой и задымил. Сержант стоял рядом.

— Ну и, что ты думаешь насчет этого? — спросил следователь, щурясь от сигаретного дыма.

— Купил паспорт? — предположил сержант.

— Я тоже об это подумал, но если так давно, то должен был понимать, что пора заменить. А если купил сейчас, то не мог не заметить такой даты. Семьдесят лет ему исполнится через 3 месяца, представляешь? — покачал головой Сергейцев.

Сержант хмыкнул. Растерянного Филимонова он привел в отделение после того, как задержал его на ж/д станции. Тому не хватило денег на билет, а большая часть предложенных контролеру купюр оказались еще советскими, что вызвало недопонимание и, как результат, поездку в отделение.

— Дремучий он какой-то, — сказал он наконец.

— Какой-какой? — переспросил его следователь.

— Дремучий. Одет так, как сейчас уже лет 15–20 не ходят. Джинсы старые, вытертые. Кеды. Футболка — таких я даже в магазинах не видел.

— Может мы с тобой по таким местам не ходим, а он ходит, — попытался оправдать его следователь. — Мало ли сейчас стилей. Вот деньги и документы — другое дело. А внешний вид… Он странный, я согласен. Что-то здесь не так.

— Он прилетел к нам на машине времени из прошлого — попробовал пошутить сержант.

— Так и напиши в рапорте: «был снят с машины времени за недостачей денег на билет до 2050 года».

Сержант довольно загоготал, смял окурок и выбросил его в урну. Сразу же туда улетела недокуренная сигарета следователя.

— Не терпится узнать, что же здесь нечисто, — сказал он и стремительно вышел из курилки.

Он вошел в кабинет, завернул за стол, с размаху опустился в офисное кресло и побарабанил в нетерпении пальцами по столу. Пробить паспорт труда не составляло, можно было даже позвонить старому другу без официального запроса и уже через полчаса узнать ответ о странном человеке. Только он протянул руку к стационарному телефону, как он издал пронзительный звон и следователь вздрогнул, но взял трубку.

— На лесопилке рабочий пострадал, — на другом конце провода был дежурный. — Сильно пострадал, говорят, возможно это даже не несчастный случай. Кого бы отправить?

— Я пошлю сержанта Пакина, — сразу же ответил Сергейцев. — У меня тут задержанный.

— Хорошо, — трубку повесили.

Следователь отправил Пакина на служебном мотоцикле на другой конец населенного пункта. Тот нехотя умчал, оставив начальника одного в отделении. Сергейцев решительно направился к камерам в другом конце здания. Прочная железная дверь была надежно заперта. Погремев ключами, следователь вошел внутрь.

Три камеры располагались вдоль стены. Толстые решетки из крашеной арматуры в палец толщиной давали надежную защиту от буйных и опасных преступников, которые сейчас уже были большой редкостью. Сквозь маленькие зарешеченные окна лился яркий свет, но ртутные лампы под потолком ровно звенели, не оставляя ни одного темного угла в помещении.

Сергейцев сделал пару шагов по коридору и посмотрел в камеры. Темный рисунок футболки удачно маскировал Филимонова на фоне оштукатуренной цементом стены. Он сидел боком, опустив голову. Глубоко вздохнув, он отпер решетку и вошел внутрь. Наставлять провинившихся на путь истинный было его любимым делом.

— Гражданин Филимонов? — постарался он привлечь внимание, — послушайте. Я пока еще никуда не звонил, потому что думаю, что вам не нужны большие проблемы. Ваша история кажется мне очень подозрительной, но думаю, что вы вполне сможете помочь и нам, и себе. Заявление с признанием уменьшит ваше наказание и облегчит нашу работу.

— Это мой паспорт и с ним все в порядке, — Филимонов поднял голову и пристально посмотрел на следователя. Того пробрал холод: необычные ярко-зеленые глаза стали обычными карими.

— М, а… ваши глаза? — слегка запнувшись начал было следователь.

— Что с ними? А, они на солнце всегда ярче, это особенность радужки, — отмахнулся мужчина, продолжая внимательно изучать Сергейцева.

— Хм, — чуть смутился тот, — ну ладно. — Он присел на скамью, но чуть поодаль. — То есть, вам действительно шестьдесят девять лет, хотя я бы дал не более сорока максимум. Я не вижу следов хирургии — черты лица полностью совпадают с теми, что я видел на фотографии в документе. — Теперь он видел задержанного в профиль. Тот посмотрел на потолок.

— Хотите правду, пытливый человек? Вы никогда не верите правде, предпочитая то, что кажется более реалистичным. Я не в первый раз сталкиваюсь с этим.

— Правду? — спросил Сергейцев растерянно. — Конечно, этим вы действительно поможете и себе…

— И вам. Как же. Если я скажу, что мне действительно шестьдесят девять лет, вы поверите?

— Ничуть.

— И правильно. Мне больше. Могу вас шокировать цифрой.

— Двести? — с усмешкой спросил следователь, подозревая в задержанном тихого умалишенного.

— Две тысячи семьсот девяносто восемь лет.

Следователь расплылся в улыбке: другу можно не звонить. Похоже, стоит набрать другой номер и проблема решится сама собой через пару часов. Про документы можно будет не упоминать — любое упоминание Филимоновым о паспорте на 69-летнего старика будет воспринято примерно так же, как и его «реальный» возраст.

— Вы, наверное, еще и иго монголо-татар застали?

— А его не было — вполне серьезно ответил Филимонов. — Можно ваш пиджак и ботинки?

— Что?! — от такой дерзости следователь едва не потерял дар речи, но Филимонов повернулся к нему лицом и тот захлопнул рот. Он словно смотрел в зеркало. Рука потянулась к табельному пистолету.

— Не стоит, — спокойно произнес Филимонов-Сергейцев. — Вам это не поможет совершенно. Просто отдайте пиджак и ботинки.

— Что ты такое?? — севшим голосом спросил Сергейцев.

— Вы не поверили в мой настоящий возраст, вы не поверите и тому, что я скажу. Поэтому предпочту не отвечать на данный вопрос. Пиджак, пожалуйста. Ах да, и еще ключи, конечно же.

Следователь скинул пиджак и ботинки, протянул Филимонову связку ключей.

— Вы — добрый человек, да и я не привык делать людям больно. Поэтому я просто запру вас здесь, а ключи оставлю на вашем столе. Не ищите меня. — Филимонов накинул пиджак и направился к выходу из клетки, открыл решетчатую дверь и остановился, посмотрев через плечо. — Прошу вас. Не усложняйте.

Сергейцев опустил дрожащую руку с пистолетом.

— Я оставлю записку на столе. Вас найдут, не переживайте. Просто забудьте об этой встрече. Всем это просто показалось. — Он улыбнулся и вышел.

На выходе попрощался с дежурным и направился восвояси.

Глава III

Любовь Михайловна, маленькая, сухонькая старушка восьмидесяти пяти лет, прожила в этом городке на пятьдесят тысяч жителей всю свою жизнь. И весь долгий жизненный путь она искала призвание. Сперва это была