Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дрейк представления не имел, зачем ей лгать ему, но и спросить ее об этом он не посмел - в конце концов, он тоже солгал ей относительно самого важного события в его жизни.
- Радость и боль, - повторил он ее слова. - А если уточнить?
«Нет!», - подумала Мейлин, отводя взгляд от его опасных, пронизывающих глаз. Посмотрев на стол, она обнаружила, что ее бокал с шампанским почти пуст, в то время как его бокал, который он слегка прикрыл рукой, полон.
У него была изящная кисть - и смертоносный кулак. В детстве, живя в Гонконге, он был захвачен миром боевых искусств. Он стал обладателем «черного пояса» и мог легко и бесшумно убить человека голыми руками. Разумеется, он никогда не стал бы применять свое искусство на практике, прежде всего потому, что отлично владел своими чувствами и эмоциями.
Кисть, с точно рассчитанной силой сжимавшая хрупкий бокал, олицетворяла самого Джеймса: элегантность и изящество, прикрывающие бешеный нрав. Мейлин отлично понимала причину его ярости. Смерть его жены была несчастным случаем - никто не был виноват в этом. И тем не менее его слепая ярость взывала к отмщению. А так как у губителя Гуинет Дрейк не было пока человеческого облика, то Джеймсу приходилось проклинать самого себя.
- Мне кажется, сегодня я еще не способна вдаваться в подробности, Джеймс, - наконец промолвила она. - Это слишком длинная история.
- Но я не тороплюсь.
- Зато я спешу, - улыбнулась Мейлин и поднялась из за стола. - Ведь вы рассчитываете, что я приступлю к работе немедленно, с завтрашнего утра?
- Как знаете, - улыбнулся ей Джеймс, отступая перед ее нежеланием развивать сегодня эту тему. Он тоже поднялся на ноги и вдруг заметил: - Ох, совсем забыл. Я нашел фотографа.
- Того, кого я предлагала в Лондоне?
- Нет, другого. Это просто подарок судьбы - когда я был в прошлом месяце в Сан Франциско, я наткнулся на ее альбом. У меня лежит в гостиной экземпляр для вас, можете посмотреть, если не сможете уснуть из за разницы во времени после перелета. Я надеюсь, ее работа придется вам по вкусу.
- Не сомневаюсь в этом.
По дороге в гостиную Мейлин вдруг почувствовала прилив надежды.
«Может быть, я справлюсь, - подумала она. - Может быть, за эти семь месяцев я сумею справиться со своими страхом и обидой… и даже наберусь мужества повидаться с матерью. А если мне понадобится помощь, если мне не хватит сил? Наверное, можно будет поговорить с Джеймсом, он тоже знает, что такое боль и гнев; скорее всего, я могу доверять ему гораздо больше, чем кому либо еще из мужчин».
Мейлин чувствовала, что может доверять Джеймсу - после того ужина в Лондоне, когда она дала таки свое согласие на поездку в Гонконг, они проговорили несколько часов и были очень откровенны друг с другом. Они даже - тоже вполне откровенно и честно - поговорили о любви. Когда Мейлин поведала ему, что совершенно уверена в том, что никогда никогда не сможет влюбиться, Джеймс столь же откровенно ответил, что однажды и сам чувствовал такое. Но потом встретил Гуинет, и это случилось - легко, сильно и навсегда. И теперь, торжественно заявил он, это уже никогда не повторится - даже если бы он этого захотел.
После того, как он рассказал ей о своей найденной и утраченной любви, она поняла, что этот мужчина, испытавший счастье физической близости с любимой женщиной, никогда не станет интересоваться случайными связями ради кратковременного наслаждения. Наверное, большинство прекрасных женщин, окружавших его, с раздражением и обидой обнаруживают, что потрясающе привлекательный Джеймс Дрейк вовсе не собирается соблазнять их.
Но только не Мейлин: она то отлично знала про себя, какой лед таится под знойной поверхностью ее потрясающе красивого тела. Уже с детства она хорошо понимала, что для любого мужчины всегда будет только добычей, всего лишь бесценным трофеем - желанным, но не любимым. Но только став женщиной, Мейлин поняла, что эта была лишь частица истины. Полная истина заключалась в том, что она была не просто добычей, а совершенно бесполезной добычей.
Никто бы не захотел, проведя одну ночь с Мейлин Гуань, провести с ней и вторую - никто и не хотел. Ее прекрасное лицо и невероятно соблазнительное тело обещали изысканные наслаждения и знойную страсть. Однако все ее любовники очень быстро обнаруживали, что эта соблазнительная внешность - всего лишь фасад, за которым скрывались несокрушимый лед и неопытность.
Впрочем, Джеймсу Дрейку не придется обнаружить эти горькие истины: почему то Мейлин была уверена в этом и совершенно спокойна на этот счет.
И вот, когда они наконец оказались в гостиной, именно тот мужчина, которому Мейлин так доверяла, вручил ей «Серенаду одинокой звезды». Только через секунду Мейлин поняла, что она держит в руках, и еще несколько секунд потребовалось ей на то, чтобы оправиться от удара и взять себя в руки. Она давно привыкла встречать неожиданные удары - всю жизнь ей приходилось сталкиваться с мужчинами, сначала очарованными ею, а потом покидавшими ее, узнав разгадку. Мейлин стала настоящей актрисой, привыкшей улыбаться, когда хотелось плакать.
Но сейчас Мейлин не смогла бы улыбнуться, она не могла поднять глаз на мужчину, который обманул ее. Ее глаза были прикованы к обложке, на которой яркими голубыми буквами красовалось имя фотографа: Алисон Париш Уитакер. Потеряв контроль над собственными руками, она перевернула альбом и впилась глазами в фотографию на задней стороне обложки.
Мейлин уже видела фотографию своего отца - в тот день, когда вышла на поверхность вся ложь, - однако она еще никогда не видела свою сестру. До этой минуты…
Она была золотистой блондинкой! Ее медовые волосы сияли, как будто их освещало какое то тайное светило, и ее лицо светилось, отражая скрытое тепло любви. Маленькая сестричка прекрасной Мейлин Гуань не была такой знойной и эффектной, как старшая сестра, но в ней чувствовалась какая то невыразимая прелесть, какая то трогательная наивность.
Алисон Париш Уитакер была наследницей, обожаемой принцессой, но на ее голове красовалась не корона, а солнцезащитные очки, а на ее шее, словно изваянной из слоновой кости, болтались не алмазы, а спутавшиеся экспонометр и фотокамера. Черты ее лица выдавали врожденную аристократичность, а полные губы расплылись в приветственной улыбке.
Но что же с ее глазами? Обладает ли она, как и Мейлин, доказательством происхождения от зеленоглазого отца? Да, наверное, только у Мейлин, незаконнорожденной Гарретта Уитакера, глаза были цвета темного нефрита, почти черные, скрывающие опасную тайну… а его светловолосая законная дочь смотрела на мир ярко зелеными, изумрудными глазами. И эти глаза любимой дочери наверняка были так же ясны и чисты, как эти драгоценные камни, бесстрашны и полны надежды.
- Мейлин?
Джеймс произнес ее имя очень тихо, но оно разорвало тишину, как гром. Прежде чем повернуться к нему, Мейлин быстро положила книгу на хрустальный столик, словно она была раскаленной и обжигала пальцы.
Теперь Мейлин была готова посмотреть в глаза мужчине, которому она так верила и который - неужели это так? - предал ее так быстро и так жестоко. Мейлин не сомневалась, что Джеймс Дрейк может быть жесток, ему нужно было совсем немного, чтобы выпустить на поверхность часть той ярости и гнева, что бушевали внутри него.