И вот тогда я запретил себе думать об этом. Вообще. По крайней мере — здесь и сейчас. Я запустил руку за отворот костюма-невидимки, в который был облачен по случаю предстоящей полевой работы, и вытащил уже изрядно помятую брошюрку Бромберга. Кстати, есть версия, что сам Бромберг ее и накропал. До цели еще не менее часа лету. Почитаем…

Анизотропное шоссе

Красный «Рамфоринх» с бортовым номером ЦЩ-268 на днище плыл над черной громадой Литейного моста. Пассажир вертолета ни за что не хотел упустить из виду юркий автомобильчик цвета «металлик», который все время норовил затеряться в пестром потоке своих собратьев. Хорошо, что «преследователь» догадался настроить навигационного кибера именно на этот автомобильчик — каждый квазиживой механизм обладал индивидуальными характеристиками биополя. Наземное движение в городской черте было неспешным. Тот, кто спешил, мог воспользоваться вертолетом, а если очень спешил — вакуум-метро, но для погони вертолет подходил больше. Попискивал навигатор, извещая, что объект преследования остается в пределах досягаемости биолокаторов. Пассажир полулежал в кресле, дымил трубкой и мысленно прощался с городом.

На Ленинград с утра пролился запланированный дождь. И теперь город блестел чистыми прямыми проспектами и разноцветными крышами. Мосты соревновались с радугами. Окна встречали пробивающееся сквозь редеющие облака солнце. Большая Нева, Фонтанка, каналы переливались перламутром отражений. Петропавловка, Зимний, Инженерный замок, Спас-на-Крови, Ростральные колонны, сфинксы и львы — и теперь, спустя два столетия, вся эта державная петербуржская краса сохранила свое гордое величие. Ленинград был одним из немногих русских городов, почти не изменивших внешнего облика. Поэтому Саул переехал сюда, когда врачи разрешили ему покинуть Валдайский природный заповедник, превращенный в гигантскую психоневрологическую клинику без решеток и заборов.

Саул с иронией относился к своему «заточению в лечебницу для душевнобольных», как он это называл. Он был даже благодарен врачам, поместившим его туда. Шесть лет, проведенных на Валдае, помогли Саулу освоиться с новым миром. Дивясь столь редкому в XXII столетии заболеванию, сотрудники «лечебницы» научили его пользоваться Линией Доставки и радиофоном, обращаться с автоматами и киберами, открыли доступ в непостижимую электронную библиотеку, именуемую Большим Всепланетным Информаторием. В БВИ Саул проводил сутки напролет, а когда уставал — убегал в окрестные леса, питался ягодами, купался в тихих озерах. Думал. Надзор за «душевнобольными» был самый ненавязчивый. Каждый жил в отдельном коттедже, но при желании мог вволю общаться с соседями. Саул поначалу чурался других пациентов, пока не убедился, что они такие же мягкие, приветливые люди, как и персонал клиники-заповедника.

Когда Саулу захотелось «вернуться» в большой мир, он «вспомнил», что профессия его — историк, а специализация — XX век. Ему никто не стал препятствовать, и он переехал в Ленинград, поселился на берегу Финского залива в огромном похожем на раздутый парус доме, в десяти километрах от исторического центра. Назвавшись груздем, полезай в кузов. И Саул начал упорно осваивать азы исторической науки, посещая лекции в университете, музеи и библиотеки. Как «специалисту» ему открыли допуск к соответствующим ресурсам в БВИ. Саул погрузился в историю фашизма. Он помнил «задание», которое получил от таинственного «хефтлинга» вместе с активизатором хронополя. Он тщательно готовился к тому моменту, когда его призовут на борьбу с инопланетными фашистами. Но время шло, а никто и не думал призывать бывшего «бронетанкового командира Красной Армии Савела Петровича Репнина».

Мир светлого будущего жил по-своему сложной и бурной жизнью, но в ней не было схваток с врагами, горечи потерь и радости побед. Потери, понесенные в схватках с косной природой, не вызывали желания отомстить, а победы одерживались главным образом в сфере познания этой самой природы. Саул сочувствовал такой борьбе, но он-то был создан для другого! Некоторое время он надеялся, что ему дадут возможность поработать на планете Румата. На Румате царило средневековье со всеми его зверствами и беззастенчивой эксплуатацией человека человеком. Планетой занимался Институт экспериментальной истории. Саул обратился туда с просьбой принять в ряды сотрудников, но ему отказали. Мягко, но решительно. Под предлогом несоответствия уровня его компетентности сложности изучаемых институтом проблем.

Да, уровень компетентности «не соответствовал», Саул это хорошо понимал. Понимал, но не мог усидеть на месте. И тогда он решил бежать. Опять. На этот раз — с Планеты. И совершенно неожиданно открыл для себя, что в дальний Космос можно улететь запросто. Нужно только найти подходящий корабль. И сговорчивый экипаж. А заодно раздобыть оружие. Не «шмайссер», припрятанный в тайнике вместе с «рожком» активизатора, а что-нибудь посовременнее, что-нибудь подходящее для необжитых миров. Такое оружие существовало. Саулу легко удалось это выяснить при помощи БВИ, но выдавалось оно только капитанам сверхдальних звездолетов. Осталось лишь повстречать такого капитана.

Воспоминание омрачило настроение Саула. Разумеется, тот славный, хотя и лысый, как колено, парень не ожидал подвоха. Бывший заключенный № 819360 подкараулил его в парке, предварительно убедившись, что опечатанный пластиковый контейнер со скорчером находится у парня под мышкой. Один точный, отключающий сознание удар в шею — и все. Парень обмяк, Саул с трудом удержал тяжеленное тело от падения. Доволок его до ближайшей скамейки, включил сигнал экстренного медвызова на радиобраслете и спешно ретировался. На выходе из аллеи Саул оглянулся и увидел белый «Огонек» с алым крестом на борту, снижающийся над пустующей детской площадкой. Вскоре парень оклемается, и никто не станет укорять его за потерю скорчера, но с той поры совесть грызла Саула не переставая. А от нее не убежишь…

«Дорогие мальчики! Простите меня за обман. Я не историк. Я просто дезертир. Я сбежал к вам, потому что хотел спастись. Вы этого не поймете. у меня осталась всего одна обойма, и меня взяла тоска. А теперь мне стыдно, и я возвращаюсь. А вы возвращайтесь на Саулу и делайте свое дело, а я уж доделаю свое. У меня еще целая обойма. Иду. Прощайте. Ваш С. Репнин».

Мысленно повторяя собственную записку, Саул поднял «Рамфоринх» и низко повел над лесом. Руки не слушались, и он включил автопилот. Лететь недалеко, до ближайшего аэродрома. А там нужно лишь пересесть на пассажирский стратолет.

«Только бы не заметили, как мне плохо, — подумал Саул. — И не только от этого дурацкого гриппа… Ведь ничего не сумел и опять сбежал, как последний трус… Ладно, у меня еще целая обойма… Главное, чтобы хронополе было. Как он там сказал: «Нажмите на темную кнопку. Это будет сигнал для нас. Мы создадим пассивное поле, а вы уж сами решайте — активизировать его или нет…» «Кто это «мы»?» — спросил Саул, уверенный, что видит бредовый сон. И получил ответ: «Группа Сопротивления».

Вертолет сел на пассажирскую площадку, едва не задев хвостовым винтом прожекторную мачту. Ночь набухла дождем. Прикрыв голову портфелем, Саул побрел к черной блестящей ленте эскалатора, убегающего в глубь посадочного терминала. Беглецу опять повезло: информационное табло извещало, что рейс № 365 отбывает через десять минут. Пассажиров было мало. Саул занял свободное кресло и сразу же уткнулся в иллюминатор. Объявили старт. Едва ощутимая вибрация прошила корпус стратолета. Кресло Саула медленно запрокинулось. За иллюминатором развернулась и канула во мглу величественная панорама ночного города. Стальной лентой обвивала его река.