Кабак был старинный. Очень и очень древний. Не родился я, не свершилась революция, а кабак уже стоял. Из поколения в поколение создатели слонов выпивали здесь сакэ, перекидывались в картишки, пели песни. Стены сплошь увешаны старинными фотографиями завода: вот первый директор инспектирует слоновью кость, а вот знакомится с производством известная в прошлом актриса… При этом все фотографии императора и его семьи, вообще любые снимки на монаршую тематику сожжены руками солдат революционной армии. Зато сами революционные снимки наличествуют: революционная армия разбила лагерь на территории завода, революционная армия повесила бывшего директора…

Старик сидел под древней поблекшей фотографией «Трое подмастерьев шлифуют слоновью кость» и пил. Я поздоровался, сел рядом, а он показал пальцем на фотографию и сказал:

— Это — я.

Я перевел взгляд и посмотрел на фотографию. Самый правый, годков двенадцати-тринадцати юнец и впрямь походил на старика в молодости. Сам бы я, конечно, не догадался, но раз сказали, то отметил у него на лице выступающий нос и припухлые губы. Сдается мне, он постоянно сидит на этом месте и каждый раз показывает незнакомым посетителям: «Это — я».

— Старинная фотография, — начал я издалека.

— Дореволюционная, — спокойно ответил старик. — Вот таким шпанюком я был в ту пору. Все стареют. Ты тоже вскоре станешь как я. Дай только срок! — Старик широко открыл свой рот и, сплюнув, закряхтел.

После чего пустился рассказывать о революции. Оказалось, он ненавидел как монархию, так и революцию. Дав ему выговориться, я уловил момент, угостил выпивкой и неожиданно спросил, не знает ли он чего о танцующей фее.

— О танцующей фее? Ты хочешь услышать о танцующей фее?

— Хочу, — подтвердил я.

Старик пристально уставился мне в глаза, а затем спросил:

— Зачем тебе? Пришлось соврать:

— Слыхал от людей, стало интересно.

Старик продолжал пристально смотреть мне в глаза, но вскоре его взор угас до характерного выражения пьяного человека.

— Хорошо, расскажу за то, что ты угостил меня выпивкой, но помни, — он поднял перед моим лицом указательный палец, — не вздумай никому о ней болтать. После революции минуло немало годков, но упоминать о фее по-прежнему нельзя. И я тебе ничего не говорил. Понял?

— Понял.

— Тогда закажи еще по одной. И давай пересядем за стол.

Я заказал еще две порции, и мы перешли за стол, чтобы кабатчик не мешал старику рассказывать. На столе стоял зеленый абажур, стилизованный под слона.

— Дело было до революции. Приехала сюда с севера фея. Танцевать она умела. Да что там — прекрасно она танцевала. Сама была самим что ни есть танцем. Никто ей в подметки не годился. Ветер и свет, запах и тень — все собиралось воедино и взрывалось у нее внутри. Вот как у нее все получалось. Да, редкого умения она была.

Старик приложился остававшимися зубами к стакану.

— А вы сами видели, как она танцует?

— Мне-то не видеть?! — Старик посмотрел на меня, затем развел над столом руками. — Разумеется, видел. Каждый день. Каждый день прямо здесь.

— Здесь?

— Конечно. А где же еще? Если она каждый день здесь танцевала. До революции.

По словам старика, фея приехала сюда без гроша в кармане, прибилась к кабаку, где собирались рабочие завода слонов, выполняла подсобную работу. Но вскоре ее умение танцевать приметили, и она стала танцовщицей. Первое время рабочие ждали от нее танцев, присущих молодым девушкам того времени, и даже недовольно бурчали, но вскоре голоса поутихли, и теперь уже все, сжимая в руках стаканы, не могли оторвать глаз от ее танцев. Она танцевала совсем не так, как другие. Попросту говоря, вынимала из душ зрителей то нутро, которым они обычно не пользовались, о существовании которого едва догадывались, — словно рыбьи кишки на разделочную доску.

Фея танцевала здесь полгода. Кабак ломился от посетителей. Все приходили посмотреть на ее танцы: некоторые при этом погружались в безграничное счастье, некоторые предавались нескончаемой скорби. Искусством управлять людскими чувствами фея овладела безупречно.

Вскоре слух о танцующей фее докатился до предводителя местного дворянства, который, к слову, владел окрестными землями и находился в тесных отношениях с заводом слонов, но впоследствии был схвачен революционной армией и заживо запаян в бочку для варки клея, — а от того, в свою очередь, и до молодого императора. Поклонник музыки, император непременно захотел увидеть танцы феи. И вот прямо к кабаку пристал корабль с императорским гербом, и гвардия с почестями сопроводила ее во дворец. Хозяину кабака пожаловали до неприличия круглую сумму. И хотя среди посетителей нашлись недовольные, протестовать было по крайней мере бессмысленно. Ничего не поделаешь — они, как и прежде, пили сакэ и пиво и довольствовались танцами молодых девиц.

А что же фея? Ей выделили комнату в дворцовых покоях, придворные дамы омыли ее тело, облачили в шелковые одеяния, обучили, как вести себя перед императором. На следующий вечер ее повели в широкую залу дворца. Там ее дожидался императорский оркестр, который заиграл сочиненную Его Величеством польку.

Фея стала танцевать. Сначала — неспешно, как бы подстраивая тело под музыку, наращивая темп постепенно, и под конец закружилась как вихрь. Люди следили за ней, затаив дыхание. Никто не проронил ни слова. Несколько знатных дам лишились чувств. Император нечаянно выронил на пол хрустальный бокал с золотым сакэ, но никто даже не обратил внимания на грохот.

Старик прервался, поставил стакан на стол и вытер рот рукой. Затем пощелкал выключателем абажура-слона. Я ждал, когда он продолжит рассказ, но старик молчал. Я подозвал кабатчика, заказал пиво и сакэ. Кабак начал заполняться посетителями, на сцене молодая певица настраивала гитару.

— Ну и что было дальше? — спросил я.

— А… — как бы опомнился старик. — Свершилась революция, императора казнили, фея сбежала.

Я поставил локти на стол, взял в обе руки кружку, отхлебнул пива и уставился на старика.

— Выходит, революция произошла сразу после того, как фея попала во дворец?

— Выходит, так. Через год, — ответил старик и смачно отрыгнул.

— Ничего не понимаю. Только что вы предупреждали, что не можете упоминать о ней на людях. С чего бы это? Или есть какая-нибудь связь между феей и революцией?

— Ну-у, этого я и сам не знаю. Одно известно точно — революционная армия лихорадочно искала эту самую фею. Много с тех пор прошло времени, революция стала историей, а они по сей день ее ищут. Но при этом я в самом деле не знаю, какая связь между феей и революцией. Ходят только слухи.

— Какие слухи?

Старик нерешительно глянул на меня.

— Слухи — в конце концов, они и есть слухи. Правду не знает никто. А по слухам, фея применяла во дворце нечистую силу. Некоторые считают, что из-за этого революция и свершилась. Вот все, что я о ней знаю. Больше ничего.