Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Голова болела, от недосыпа в глаза словно насыпали песку. Больше всего Клер хотелось свернуться калачиком в теплой постели, натянуть на голову одеяло и… ни за что не отвечать.
Вряд ли получится.
Она не обращала внимания, куда едет Ева, но даже если бы и попыталась, снаружи было так темно и странно, что она едва ли сумела бы распознать даже знакомые места. Ева остановилась у обочины, у окон с зеркальными стеклами, за которыми мелькали огни свечей и фонарей.
Вот так-так! Они приехали в кафе «Встреча».
Ева выскочила наружу, открыла заднюю дверцу и взяла Мирнина под мышки, бормоча:
— Черт, черт, черт!
Клер кинулась помогать ей, Анна подхватила ноги Мирнина, когда они ударились о мостовую, и вместе они потащили его в кафе.
Внутри их встретили два вампира: Оливер и неизвестная Клер женщина. Оливер был мрачен; ну, это теперь не новость.
— Положите его, — распорядился Оливер. — Нет, не сюда, идиотки! Вон туда, на кушетку. Вы… прочь отсюда.
Последнее относилось к испуганным людям, сидящим на означенной кушетке; они прыснули в стороны, словно перепела. Пока Мирнина подтаскивали к кушетке, Ева продолжала твердить свою мантру: «Черт! Черт! Черт!» Наконец Мирнина свалили лицом вниз. Сейчас его кожа приобрела оттенок флуоресцентной лампы — бледно-голубая и холодная даже на вид.
Оливер присел на корточки, поглядел на торчащий из спины Мирнина кол и перевел взгляд на Клер.
— Что произошло?
Наверное, он каким-то образом догадался, что это ее кол. Замечательно.
— У меня не было выбора. Он напал на нас.
Что касается «нас», может, это и было преувеличением — напал-то он на Анну. Но в конечном счете набросился бы и на Клер, это ясно.
Мгновение Оливер сверлил ее взглядом, заставив беспокойно заерзать, а потом снова посмотрел на тело, очень похожее на труп. Кожа вокруг того места, куда вошел кол, выглядела бледнее остальной — словно края воронки, высосавшей из тела все краски.
— У тебя есть препарат, который ты давала ему? — спросил Оливер.
Клер кивнула, роясь в кармане. У нее было немного препарата в виде порошка и чуть-чуть в жидком виде, но как затолкать все это в рот Мирнину? Когда он пребывал в таком состоянии, в каком они его нашли, эта процедура могла привести в лучшем случае к тому, что она лишилась бы пальцев.
Впрочем, сейчас это, скорее всего, не проблема. Она отдала пузырьки Оливеру; тот повертел их, изучая, и вернул ей порошок.
— По-моему, тело быстрее усваивает жидкость.
— Да.
Правда, ее употребление сопровождается непредсказуемыми побочными эффектами, но сейчас вряд ли подходящее время волноваться по этому поводу.
— А как там Амелия? — спросил Оливер, продолжая вертеть пузырек в пальцах.
— Мы… Нам пришлось оставить ее. Она сражалась с Бишопом. Не знаю, что с ней сейчас.
Воцарилось полное молчание. Все вампиры уставились друг на друга — все, за исключением Оливера. Тот продолжал смотреть на Мирнина, и выражение его лица ни на йоту не изменилось.
— Ладно. Элен, Карл… следите за окнами и дверями. Вряд ли прислужники Бишопа решатся напасть на кафе. Другое дело, когда мое внимание будет отвлечено. Остальные… — Он посмотрел на людей и покачал головой. — Постарайтесь не путаться под ногами.
Он вскрыл пузырек с прозрачной жидкостью.
— Будьте готовы перевернуть его лицом вверх, — приказал он Анне и Клер.
Клер вцепилась в плечи Мирнина, Анна взяла его за ноги.
Оливер захватил кол левой рукой — в правой он держал пузырек, — одним плавным движением выдернул его и уронил на пол.
— Давайте!
Как только Мирнина перевернули на спину, Оливер, раздвинув его бескровные губы, влил лекарство ему в рот, а потом положил руку на высокий лоб.
Мирнин распахнул темные глаза. Широко. Клер вздрогнула — они казались мертвыми… точно окна во тьму. И потом он удивленно замигал.
Сделал глубокий вдох, изогнув спину от боли. Оливер не отнимал ладонь ото лба Мирнина, закрыв глаза, полностью сосредоточившись, а тот корчился в тщетной попытке вывернуться из-под его руки. Наконец Мирнин безвольно распростерся на подушках, но грудь его поднималась и опускалась. Кожа все еще напоминала мрамор, с явственно проступающими голубыми венами, однако взгляд снова стал живым.
И безумным. И голодным.
Он сглотнул, закашлялся, сглотнул снова. Постепенно безумный блеск во взгляде угас. Теперь Мирнин выглядел усталым, страдающим от боли и смятенным.
Оливер испустил тяжкий вздох, попытался встать, но не смог. Зашатался и упал на колени, одной рукой вцепившись в кушетку. Голова его поникла, плечи ссутулились — он как будто дышал с трудом или плакал. Хотя Клер не могла представить себе Оливера — Оливера! — ни в том ни в другом состоянии.
Никто не двигался, никто не решался прикоснуться к нему. Вампиры смотрели друг на друга с выражением, которого Клер не понимала.
«Ему плохо», — подумала она.
Это все болезнь; из-за нее им все труднее и труднее сосредотачиваться, делать то, что они всегда считали само собой разумеющимся, — например, создавать других вампиров. Или оживлять их. Даже Оливер, который вообще не верил ни в какую болезнь, даже он начинал сдавать.
И понимал это.
— Помоги мне встать, — слабым, срывающимся голосом проговорил он.
Клер подхватила Оливера под руку и помогла подняться — это был медленный, мучительный для него процесс. Как будто он внезапно состарился на тысячу лет и каждый год давал о себе знать. Какой-то вампир подвинул кресло, и Клер помогла Оливеру сесть.
Упершись локтями в колени, он уткнулся лицом в ладони и сказал еле слышно:
— Оставь меня.
Возражать, похоже, было глупо. Клер попятилась и вернулась к Мирнину.
Тот лежал, сложив руки на животе и глядя в потолок.
— Мирнин?
— Подарок… — Казалось, его голос прозвучал откуда-то очень, очень издалека. Он негромко рассмеялся и сморщился. — Больно смеяться.
— Простите меня.
— Простить? — Его брови недоуменно сошлись, а потом снова разгладились, — Ах да. Это же ты заколола меня.
— Я… ну… да.
Несложно было представить реакцию Оливера, если бы она так обошлась с ним, — и чем бы все это закончилось. Но как поступит Мирнин? Она не знала, но на всякий случай держалась на приличном расстоянии.
Он же просто закрыл глаза — старый, усталый, прямо как Оливер.
— Может быть, не стоило вытаскивать кол, — заговорил он. — В итоге так было бы лучше для всех. Я тогда просто… угас бы. Это не так болезненно.