В нижнем правом углу она обнаружила четкое изображение Фабиана, который смотрел прямо на нее. И тут она заметила, что это изображение есть на каждом из кадров, точно в таком же ракурсе.

Она отшвырнула лупу, которая с треском ударилась о пластиковую стенку фонаря, и выпрямилась; ее била дрожь, кожа снова покрылась мурашками.

Лицо Фабиана возникло на отпечатках уже после того, как она проявила их.

Казалось, стены смыкаются вокруг нее. Она резко повернулась; ей показалось, что качнулась дверь. Схватившись за ручку, она распахнула ее. Никого.

– Эй! – крикнула она, уставившись в дверной проем. – Эй!

Но всюду царила тишина.

Пронзительный скрежет, казалось, потряс дом до основания. Она сдавленно вскрикнула и в ужасе ухватилась за дверной косяк. Скрежет завершился серией металлических звуков. Дверной звонок! Она почувствовала облегчение. Кто бы ты там ни был, не уходи, прошу тебя, не уходи. Алекс вылетела из фотолаборатории, взбежала по лестнице – ей было необходимо чье-нибудь общество, какой-нибудь человеческий контакт, все равно какой.

Алекс распахнула дверь и, задыхаясь, остановилась на пороге, уставившись на молодого человека с серьезным, чисто выбритым лицом и короткими вьющимися волосами. На нем был поношенный серый пиджак, слишком старый для него – скорее всего, он одолжил его у кого-то, подумала она, – и свитер с высоким воротником. Она взглянула на его обувь – потрескавшиеся бесформенные черные туфли, которые отчаянно нуждались в сапожном креме. Может, и их он у кого-то позаимствовал?

Он заговорил мягко и вежливо, неторопливо и тщательно выговаривая слова:

– Миссис Хайтауэр?

Алекс кивнула. Он был ей чем-то знаком, как старая газета, которую довелось когда-то прочитать. На коммивояжера он был не похож, и на мгновение ей подумалось, уж не очередной ли это медиум, присланный Сэнди, но в данный момент она ничего не имела бы и против него.

– Я Джон Олсоп, младший викарий… служу в вашем приходе… э-э-э… викарий рассказал мне о постигшем вас несчастье, и вот я подумал, что мог бы зайти и представиться… если это удобно. – Его правый глаз дважды дернулся.

– Пожалуйста… да, конечно. – Она закрыла за ним дверь. – Боюсь, мы не приглашали вашего викария на заупокойную службу… ее вел старый школьный друг моего мужа, Джон Лэмбурн… у него приход рядом с Гастингсом. Я надеюсь, викарий не обижен?

– О нет, это совершенно в порядке вещей.

Они вошли в гостиную.

– Признаться, я не так часто посещаю церковь.

– Это не важно, – вежливо сказал Олсоп. – Но вам будут рады, если вы заглянете в одну из наших церквей.

– Благодарю вас.

– Как вы себя чувствуете? Похоже, вы еще не оправились от потрясения.

– Вряд ли можно ожидать многого после похорон своего ребенка, – ответила она.

– Да, – сказал он, – да. Смерть ребенка – это ужасно. У вас есть другие… э-э-э… дети?

Она покачала головой.

– Значит, вам еще хуже, если такое вообще возможно. – Глаз его снова дернулся. – Недавно я и сам пережил потерю – своей жены. И понял, что очень помогает разглядывать фотографии.

Алекс уставилась на него широко открытыми глазами, не в силах отделаться от мыслей об образе, который смотрел на нее с фотографий гениталий. Как? Как? Как он попал туда? Не стала ли она жертвой какого-то чудовищного розыгрыша?

– Мне очень жаль, – сказала Алекс.

Он грустно улыбнулся и кивнул.

– Благодарю вас.

– Она скончалась?.. – Она запнулась, подыскивая слова.

– От рака, – коротко ответил он.

Алекс кивнула, не зная, как реагировать.

– Ужасно. – Она снова увидела перед собой лицо Фабиана. – Ужасно. – Алекс решительно встала и тут же попыталась понять, чего ради она стоит. – Я бы… э-э-э… могу я предложить вам кофе?

– О нет, благодарю вас.

– Может, вы предпочитаете чай… или виски, или что-то еще?

– В общем-то ничего.

Но она уже направилась на кухню – ей было необходимо чем-то заняться, чтобы держать себя в руках. Она приготовила кофе, бросив в него щепотку какао, и уже готова была возвратиться с ним в гостиную, когда заметила на кухонном столе визитную карточку «Айрис Тремьян» и адрес – Эрл-Корт. Алекс бросила ее в корзину, но затем извлекла и положила на стол. Взяв поднос, она вернулась в гостиную:

– Пожалуйста, угощайтесь, вот молоко и сахар.

– Благодарю вас.

Ей показалось, что он как-то странно смотрит на нее. «Неужели я так плохо выгляжу?» – подумала она.

– Да, – он снова дернулся, – фотографии. Они хранят память. И могут оказывать весьма целебное воздействие. И поверьте, со временем боль проходит. – Он улыбнулся и осторожно надкусил бисквит, словно опасаясь, что печенье может укусить его в ответ.

Алекс заметила, что он смотрит на вазу с увядшими красными розами.

– Фабиан преподнес их мне на день рождения – он всегда дарил красные розы; он любил их.

– У вас есть… э-э-э… сад?

– Боюсь, что с этим у меня безнадежно. Мой муж садовник.

– А-а… Насколько я понимаю, вы живете отдельно.

– Да. Мой муж занимался рекламой, но его истинным увлечением были вина. Вот он и решил все бросить и начать разводить виноград. К сожалению, сельская жизнь меня не устраивает.

– Иногда она слишком уж спокойная.

– Да.

– Вы, кажется, литературный агент.

Она кивнула.

– Я и сам пишу книгу. Небольшую.

Алекс почувствовала разочарование: уж не поэтому ли он зашел к ней?

– У вас есть издатель?

– О, я еще далек от ее завершения – и сомневаюсь, будет ли она достаточно хороша.

– Если вы хотите, чтобы я посмотрела рукопись…

– О нет. Не хочу доставлять вам никаких хлопот. Может быть, когда закончу, тогда. Буду вам очень благодарен…

– Наливайте еще кофе.

– С вашего разрешения, я возьму еще печенье. – Склонившись над столом, он взял с блюда бисквит. – Понимаете, может быть, вам стало бы легче, если б вы поговорили с кем-нибудь из друзей вашего сына. Часто при жизни мы так мало знаем о наших близких и узнаем о них много хорошего, только когда они покидают нас; это может послужить большим утешением.

– Благодарю вас. Это хороший совет. Но он был довольно одинок. Насколько я знаю, у него было лишь два близких друга, и один из них погиб в той же аварии.

Джон покачал головой:

– Некоторые вещи очень трудно понять, миссис Хайтауэр.

Алекс кивнула: