министерство, покажет-докажет, а мама напоминала о каком-то довоенном случае, когда заступничество в виде письменной жалобы сотрудников в министерство ни к чему не привело, только всем писавшим пригрозили увольнением. По-видимому, эта черта его характера была известна в институте, поэтому дважды его выбирали народным заседателем в районный суд Пролетарского района. В пятидесятые годы в судах гражданские дела вели судья и два народных заседателя, которые избирались на собраниях по месту работы сроком на 2,5 года. Это была как бы общественная нагрузка, но с отрывом от работы на несколько дней несколько раз в год.

В первые годы после войны работы в институте было много, у папы за два года накопился отпуск, и по требованию профкома директор института отпустил его в отпуск на два месяца, но с условием оставить адрес, если он куда-то уедет. Папа оставил адрес фронтового друга, который жил в г. Ессентуки и приглашал к себе погостить. По дороге к нему заехали в Анапу – к морю, жёлтому, мелкому песку и жёлтым крупным и сладким абрикосам. Купались, загорали, ходили на высокий берег, где волны с шумом разбивались о камни, там было очень живописно. В эту поездку папа почему-то фотоаппарат не взял. Потом поехали в Ессентуки, папин друг сопровождал нас в поездках в Пятигорск и Минеральные Воды. Но папин отпуск длился всего месяц, пришла телеграмма со срочным вызовом на работу. Вздохнули, с сожалением попрощались с Кавказом и вернулись в Москву.

Прекрасная была поездка. Одна из самых лучших в моей жизни. На следующий год папин сотрудник уговорил его поехать в деревню под Орлом на вишни и ранние яблоки. Поехали все вместе. Папа сплёл из веток ивы корчагу, ставил её на ночь под берег реки, мечтал, что поймается большая рыбина, но утром доставал из корчаги рыбёшек – мелочь, приносил домой и просил, чтобы мама их чистила. Мама чистила. Мелкие и скользкие, они падали на землю к величайшей радости кота и к великому огорчению рыболова. Жили мы в горнице пожилых колхозников; папа спал на сеновале, а мы с мамой на кровати, на матраце, туго набитом пахучей полынью от клопов, которых в избе было великое множество. В изобилии было вишен, а яблок мы не дождались, так как папу из отпуска снова отозвали. Два года по месяцу я отдыхала в подмосковном молодёжном лагере от института. А родители в эти годы, мне кажется, вообще были без отпуска.

С 1953 года каждое лето мы ездили в Цесис. Один раз, перед Цесисом, жили в Юрмале, снимали комнату. Папа любил гулять один с фотоаппаратом по окрестностям. Однажды он увидел на рейде военные корабли. Красиво. Подошёл ближе и стал фотографировать. Тут-то его и задержали, плёнку из аппарата вынули, засветили. Кто? Откуда? Зачем? Где документы? Поздно вечером его привезли к дому нашего хозяина. Тот выдал нас за родственников, извинился за недоразумение, папа показал паспорт. От неприятностей нас спасло то, что снимали комнату у начальника местного отделения милиции. Когда военная машина уехала, он попросил нас с квартиры съехать. Потом папа смеялся сам над собой: как его угораздило так «обмишуриться»!

Папины награды:

орден Красной Звезды, медали За взятие Кенигсберга, За Трудовую Доблесть, За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг., Гвардейский значок.

Четыре благодарности от Военного Совета Гвардейской Армии тов. Гвардии инженеру майору Колмакову Николаю Никифоровичу: Участнику вторжения в Восточную Пруссию (октябрь 1944 года),

Участнику штурма города Инстербург (январь 1945 года),

Участнику штурма города и крепости Пиллау (апрель 1945 года), Участнику штурма города и крепости Кенигсберг (апрель 1945 года).

Мама тоже была награждена медалями:

За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг., За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг., так как мастерская, где шили форму для офицеров высоких званий, и в которой мама работала, относилась к военному ведомству. Позже и папа и мама были награждены медалями в честь 800-летия Москвы, а папа ещё и в память о 20-летии со дня Победы. Все награды, орденская книжка и благодарности хранятся у нас в красной коробочке.

Романовская (Колмакова) Наталья Николаевна Из воспоминаний разных лет. 2009

Александра Кузьминична Кузьмина

Война глазами юности

Александра Кузьминична КУЗЬМИНА родилась 23 мая 1923 года в деревне Федьково Новодугинского района Смоленской области. Почтовое отделение Высоко-Сычовское.

Когда началась Великая Отечественная война, Саше было всего лишь восемнадцать лет. Она запомнила весь ужас тех первых мгновений! Немцы в их деревне появились с самого начала трагических событий – немецко-фашистская оккупация Смоленска уже началась 16 июля 1941. Несмотря на все советские контратаки, в июле-августе 1941 года шли самые упорные советско-германские бои за Смоленск. С начала августа 1941 года по сентябрь 1943 года был оккупирован Рославль, с октября 1941 года по март 1943 – Вязьма. Под Вязьмой был окружён почти весь советский Западный фронт, в котлах под Вязьмой и Брянском в плен попало 673 тысячи советских военных. Немцы рвались на Москву: Смоленск был для них «воротами», которые фашисты намерены были широко распахнуть и войти в столицу. К счастью, им это не удалось!

Смоленская область очень пострадала от войны, впрочем, как и все земли нашей огромной страны.

Александра Кузьминична помнит до мельчайших подробностей тот осенний погожий день. Деревню Федьково вместе с деревней Требаново 6 сентября 1941 года сожгли полностью: немцам стало известно, что туда наведались партизаны с целью запастись продуктами. Русский комендант, ставленник немцев, донёс об этом своим новым «хозяевам», и те сначала подожгли ферму, а затем и все дома. Огненные языки сжигали всё на своём пути, деревня сгорела полностью.

Жителей деревни собрали в амбаре, где сушился лён. Они оставались там грязные, голодные несколько дней. Потом их повели пешком километров сорок в другую деревню. Было страшно уходить так далеко от дома, от которого, правда, уже ничего и не осталось.

Однажды Александра Кузьминична с подругой ходила в разведку по просьбе коменданта деревни. Без предупреждения родителей они отправились на очень опасное для жизни мероприятие в деревню Лукино. По дороге им встретился отряд немцев, которые сразу «распознали» в девушках разведчиц, и начали стрелять. Их схватили и отвели в немецкую комендатуру. После допроса поместили в холодный амбар, но местный комендант носил им картошку, а потом отпустил за водой и посоветовал бежать. Немцы открыли по ним стрельбу. К счастью, пули пощадили девушек.