«Застигнуты врасплох внезапным опасным военным переворотом. Прошу Вас без промедления оказать нам помощь оружием и самолетами» — таков был текст телеграммы, направленной Блюму 19 июля 1936 г. Хосе Хиралем, ставшим накануне главой правительства Испании. На другой день премьер-министр Франции телеграфировал в Мадрид: «Законное правительство дружественной страны, рожденное законными выборами, просит помощи, и наш моральный долг предоставить ему оружие. Кроме того, это совпадает с интересами Франции, состоящими, вне всякого сомнения, в том, чтобы не допустить установления какой-либо формы фашизма на своих юго-восточных и восточных границах»[53].

На другой день Фернандо де Лос Риос, представитель Испании в Лиге Наций, вручил военному министру Франции Эдуарду Даладье и министру авиации Пьеру Коту подробный перечень необходимых военных материалов и чек на их оплату в 11 млн франков. Но уже 9 августа, получив предупреждение из Лондона, что в случае франко-германской войны, вполне возможной в результате вмешательства в дела Испании, Англия не будет помогать Франции, Блюм полностью приостановил экспорт оружия мадридскому правительству. Как заметил испанский историк А. Виньяс, «французская политика плелась в хвосте британской, испытывая глубокий страх перед своим могучим центральноевропейским соседом»[54].

Второй шаг, ставший катализатором процесса интернационализации «испанских обстоятельств», был сделан Франко. Он прилетел в Тетуан 19 июля. Его узнали с трудом: он сбрил усы и оделся, как если бы был туристом.

В тот же день он послал Болина на том же «Стремительном драконе» в Биарриц, где находились тогда X. Марч и Лука де Тена. Оттуда самолет взял курс на Рим: просить помощи у Муссолини.

Ожидаемая помощь от Муссолини не разрешала главной заботы Франко, как перебросить мятежные воинские соединения из Марокко на континент. Ему стало известно, что в Мадриде был арестован начальник службы связи военно-морского флота, ранее имевший контакт с заговорщиками. Его арестовал радист Б. Бальбоа, установивший прямую связь с операторами кораблей. Экипажи были предупреждены, сторонники мятежников из числа адмиралов и старших офицеров арестованы. Для Франко с особой остротой стал вопрос о «воздушном мосте». Помощь мог оказать только Берлин.

Даже на исходе жизни Франко, как свидетельствует запись его двоюродного брата и доверенного секретаря Франко Салгадо Араухо от 5 июля 1965 г., подтверждал, что «Гитлер никогда не вмешивался в подготовку мятежа»[55].

Это признание согласуется с точкой зрения германского историка М. Меркеса, что «версия об активной позиции Германии в период предварительной подготовки мятежа — не более, чем фантазия»[56].

Эту позицию разделяют и многие современные испанские историки[57]. В ее пользу свидетельствует и негативная первая реакция на просьбу о закупке десяти транспортных самолетов у частных фирм, переданная от имени Франко X. Бейгбедаром министерству иностранных дел Германии. «Известие о том, что мы поставляем оружие мятежникам… будет иметь чрезвычайно серьезные последствия», — ответил начальник политического департамента германского министерства иностранных дел Г. Дикгоф, будущий посол в Мадриде в годы Второй мировой войны[58].

Франко нашел другие пути. 23 июля письмо Франко Гитлеру было вручено шефу заграничных организаций нацистской партии Боле, тот передал его Гессу. 25 июля письмо получил Гитлер в Байрейте, где проходил традиционный вагнеровский фестиваль. Гитлеру понадобилось не более двух часов, чтобы принять решение о помощи Франко; для этого 26 июля был создан «штаб В», формально особый отдел военного министерства, но под строгим контролем Геринга. Между 28 июля и 1 августа в Тетуане (Марокко) приземлились 20 транспортных самолетов «Юнкерс-52», а транспортное немецкое судно «Усамо» находилось в то время на пути к Кадису. 27 июля Муссолини после непродолжительных колебаний дал согласие на передачу Франко 12 бомбардировщиков «Савойя-81».

К началу августа африканская армия мятежников на германских самолетах и под прикрытием германских кораблей была переброшена на Пиренейский полуостров. 6 августа юго-западная группировка мятежников под командованием Франко начала марш на Мадрид. Одновременно северная группировка под командованием Молы двинулась на Касерос, где планировалось соединение обеих армий. Началась «большая война».

6 августа Франко прибыл в Севилью, и в тот же день произошла его первая встреча с подполковником германского генерального штаба Верлимонтом. Днями позже, 12 августа, Верлимонт доносил в Берлин: «Франко занимает место первого среди равных». И разъяснял, почему Франко следует отдать предпочтение перед Молой, который также занимает выдающееся место в «Движении»: он — вождь всех марокканских войск, представляющих ударную силу в схватке, у него высокий личный престиж, основанный на успехах, сопутствующих ему до сих пор[59]. Воинские соединения под командованием Франко и Ягуэ, именуемые марокканскими войсками, насчитывали тогда 47 тыс. человек.

Донесение Верлимонта послужило еще одним аргументом в пользу позиции адмирала Канариса, горячо поддерживавшего кандидатуру Франко: адмирал почитался в Берлине за знатока Испании, с которой он «познакомился» еще в годы Первой мировой войны.

Известия об Испании тогда поступали противоречивые, и адмирал Канарис, частый гость в мятежной зоне, сделал немало для организации наиболее эффективных форм оказания поддержки Франко — единственного получателя германской помощи.

Из двадцати одного генерала, имевшего мандат дивизионного или приравненного к нему, только четверо участвовали в мятеже — Франко, Годед, Кейно де Льяно и Кабанельяс. Не присоединились к мятежу 80 процентов бригадных генералов и 70 процентов полковников и подполковников. По свидетельству начальника Главного штаба республики В. Рохо, на службе законного правительства было 2 тыс. офицеров. По сведениям же Р. Саласа Ларрасабля, автора четырехтомной «Истории народной армии республики», увидевшей свет в Мадриде еще при жизни Франко в 1973 г., из 15 167 офицеров действительной службы 3500 с самого начала взяли сторону законного правительства, а 1500 присоединились позже[60]. И против них, в прошлом товарищей по оружию, была направлена ярость мятежников не в меньшей степени, чем против ненавистных левых и масонов. Мятежники тех военных, кто остался верен присяге и был на стороне правительства Республики, считали врагами Испании. Причем многие жертвы были на совести самого Франко.