– Не трожь меня больше! Не трожь, слышишь, – её голос чуть дрожал, но не от страха – от гнева. Ясмин вырвалась и встала напротив отца, чуть задрав голову, и заговорила: – Я больше тебя не боюсь, хватит. Я выполнила все дела, не указывай, что мне делать. Знаешь… я давно поняла. Ты срываешься на мне за мою мать – и я больше не хочу это терпеть.

Сказанное на удивление не вызвало новую вспышку гнева, а наоборот, точно привело отца в чувство. Ясмин поначалу даже не поверила своим глазам. И, помедлив, заговорила тише:

– Хватит… Я уже не ребенок, я готова помогать тебе и быть опорой… потому что я тебя люблю! Слышишь? – Она прижала кулаки к груди, глядя на то, как меняется выражение лица, как недоуменно сводятся его брови. – Люблю, потому что ты мой отец, хоть ты и никогда не говоришь мне о том же. И я даже не знаю, есть ли у тебя хоть немного тёплых чувств к своей дочери. Но я – твоя кровь! И ты вправе мной гордиться, а не оскорблять.

– Ясмин! – начал он резко. – Я буду тобой гордиться, если ты перестанешь делать глупости… – сорвавшись, мягче прозвучал вдруг его голос. – И если будешь слушать…

– …что тебе говорят. Знаю, папа! Я люблю наше поместье и хочу, чтобы здесь всё было хорошо. И сделаю для этого всё, что в моих силах.

Отец вдруг замялся, будто не зная, что теперь ему сделать. То ли злиться, что она осмелилась спорить, то ли развернуться и уйти.

– Что ж, – он взглянул, явно с трудом удерживая желание выдать новый упрёк. – Чтобы через четверть часа…

– …была на ужине собранная и аккуратно одетая? – фыркнула Ясмин.

Кириос ди Корса с недоумением покачал головой, а Ясмин ещё сильнее поверила в то, что у неё действительно есть сила, раз она смогла укротить этот ураган – впервые в жизни.

– Ты всё ещё маленький и несносный ребенок, Ясмин!

– А ты – очень плохо меня знаешь, папа, – парировала она без колебаний. – И я тебе это докажу. И больше не смей наказывать других за мои проступки. Того, как ты поступил с Рианом, я тебе не прощу.

– Он прекрасно знает, в чём именно виноват, – усмехнулся отец, потерев подбородок и глядя на Ясмин в упор.

– Значит, вовсе не в том, что позволил мне сесть на необъезженную лошадь, да?..

Ясмин смотрела в упор ровно так же, прекрасно понимая весь невысказанный смысл. Про домыслы, про её репутацию, про запретную тягу к тому, к кому её не должно быть никогда. Потому что они неровня.

Однако это никогда не мешало отцу иметь связи с любой симпатичной девицей, работающей в доме! Как же удобно быть мужчиной. Ясмин стиснула кулаки.

– Хорошо, отец, – холодно добавила она. – Это не повторится. Но и ты больше никогда не смей бить его розгами, слышишь? Иначе забудь о том, что у тебя вообще есть дочь.

Отец молча покинул комнату, но Ясмин чувствовала, что задела его за больное, вспомнив мать и упрекнув в жестоком обращении с остальными. И пусть. Зато больше он не посмеет обращаться с ней, как с неразумным дитятей, пусть знает, что Ясмин давно выросла и прекрасно всё понимает.

С того дня их отношения изменились – не совсем, но ощутимо. Будто с этих пор в деспотичный тон отца вмешалась крохотная толика уважения, позволившая им со временем стать если не равными, то хотя бы близкими к тому.

Потому что их на самом деле объединяли две вещи: преждевременно ушедшая в иной мир кирия ди Корса, мать и жена, и щедро залитая солнцем плантация Джосси, которой принадлежали оба их сердца…

К тому времени, как они приблизились к дому, невзирая на весь кошмар происходящего, в животе засосало от голода. Она ведь не ела ничего со вчерашнего вечера, а солнце близилось к полудню. Ясмин выпрямилась, с наслаждением чувствуя, как горячие лучи гладят бронзовую на свету кожу. Тепло растекалось по телу и успокаивало.

Вальдер вёл лошадь в поводу и последние несколько шагов двигался тяжело, с непривычки явно устав от жары. Глаза его щурились от яркого света, на лбу выступили капли пота. Он вышел чуть вперёд. Облегающие штаны и высокие сапоги были измазаны грязью, непривычный наряд в их землях, где любят свободную и лёгкую одежду. Ясмин отвернулась и отбросила волосы с плеча.

Сейчас все увидят её в таком виде на лошади чужака. Что подумают слуги? За кого её примут, за проигравшую сражение девчонку? Отец ведь долго готовил её править вместо него, не выдавая замуж, будто не доверял ни одному из многочисленных женихов, что уже лет восемь добивались руки Ясмин.

И теперь всё это рухнуло в одночасье, стоило магам захватить власть. Сейчас Ясмин никто, как бы ни привыкла за много лет чувствовать себя хозяйкой. Вальдер сейчас вполне может сделать её личной прислугой либо и впрямь рабыней, раз она отказалась стать его женой. Кто знает, что сейчас на уме у этого подонка? Но ещё не время сдаваться. В конце концов, иногда умнее уступить на шаг, чтобы завоевать немного места для другого удара.

– Я не стану вашей… послушной рабыней, – произнесла она тихо. – Кириос.

Вальдер вскинул голову, чуть удивлённо скользнув взглядом по её гордой осанке. Наверное, после того, как она снова пыталась его ударить, он вряд ли захочет разговаривать по-хорошему. Кровь запеклась на его разбитой губе, и он коснулся её кончиком языка, а потом сплюнул в сторону.

– Что же вы хотите, Ясмин? – в чужом голосе с акцентом слышалась усталость.

Осталось совсем немного до двора поместья, показались за деревьями песчаные дороги, стройные ряды кипарисов у стен дома. Ясмин скользнула взглядом по белым колоннам у парадных дверей. Чужаки стягивались ко входу, ожидая возвращения хозяина.

Ясмин воротило от мысли, как сейчас они представляют себе то, что творилось в зарослях после её поимки. Представляют, что он мог сделать с ней там. И весь её вид говорил о том, что она поддалась магу, потеряла остатки уважения и власти. Возвращаться в свой дом униженной девкой было нестерпимо.

Вальдер ждал ответа.

Они почти дошли от кованых ворот, и Ясмин склонилась к шее кобылы, мазнув волосами по холке. Тёмно-каштановые кудри спутались с гривой лошади. Вальдер остановил свою Кару и посмотрел внимательно Ясмин в глаза.

– Это мои люди, – заговорила она с нажимом. – Они знают меня с рождения и любят меня. Вы для них никто. Проявите ко мне должное уважение,