Русские умельцы строили чудесные хоромы — светлые, жизнерадостные, украшали их затейливой резьбой, чтобы даже глазу, и то приятно было скользнуть по фигуркам и завитушкам. Таким был и туровский дворец. Но наполняли его злоба и ненависть. Они копились день ото дня, год за годом. Церковный разрыв с Византией добавил новую порцию яда: ведь приближенные матери и ее духовники были греками, поддерживали связи с соотечественниками в Киеве, Константинополе. И все это вливалось в молодого князя. Впрочем, какого уж молодого? Святополку перевалило за 30, а мать цепко удерживала его под своим влиянием, не позволяла жениться. Для истинного наследника киевского престола любая боярская девка была неподходящей партией…

Болеслав Храбрый знал, что творится в Турове. А сочетать храбрость с честностью и благородством король полагал излишним. Предложение о браке было выверенным снайперским ходом. В бою Русь не сломишь, разве что лоб расшибешь, так почему не подарить «троянскую лошадку»? Радушный улыбающийся король привез дочку — пышная, цветущая, вся в папу. Как водится, повенчали, от души погуляли, с озорными прибаутками отправили молодых на сенник… Но к дочке прилагался духовник, и не простой, а королевский, колобжегский епископ Рейнберн. Празднества отгремели, родные и гости разъехались, а как остались в узком кругу, Рейнберн от имени Болеслава выложил Святополку: а не пора ли ему отделиться от ненавистного дяди, перейти со своим княжеством под руку любезного тестя?

Но все же измену затеяли недостаточно скрытно. Владимир Красно-Солнышко у власти находился не первый день, и соседушка явно его недооценивал. Неужто великий князь и сам не знал, что в Турове неладно? Неужто не позаботился, чтобы рядом со Святополком находились верные люди? Вызреть заговору он не позволил. Как только открылось, что «сын двух отцов» ответил Болеславу согласием, исподволь подговаривает ближних бояр поменять Отечество, а вместе с ним и веру, Владимир рассудил, что его отцовские обязанности к приемышу исчерпаны. Теперь надо выполнять обязанности государя. Дружинники нагрянули и накрыли теплую компанию. Привезли в Киев, королевну устроили деликатно, при дворе. А Святополка с Рейнберном определили туда, где и положено находиться предателям, в темницу. Епископ только что пребывал в уверенности, все идет как надо — и вдруг на тебе! Такого потрясения Рейнберн не перенес, в тюрьме скончался.

Казалось, спокойствие на Руси наладилось — ан нет… Подал голос Новгород. Город богатый, край обширный, и подать в казну он должен был платить немалую, 3000 гривен серебра в год. Треть шла на содержание местного князя и его дружины, две трети отправлялись в Киев. Новгородские бояре давно уже роптали, а надо ли платить? На ком стоит вся Русь, как не на новгородцах? Разве от Киева держава вырастала? Разве не Новгород призвал Рюрика, шел на Киев под знаменами Вещего Олега, был вотчиной Святослава, возвел на киевский престол самого Владимира? И где же благодарность?

Князь Ярослав новгородцам понравился — хоть и хромой, но смелый, решительный, умный. Они тоже Ярославу понравились. Вместе шведов лупили, сжились, почти что сроднились. В боях и свою силу почувствовали, закружились молодецкие головушки. «Золотые пояса» принялись подзуживать князя. Полоцк для Владимира брали новгородцы, а теперь-то Полоцк ничего не платит. Это как, справедливо? А Смоленск, Чернигов, Волынь, Ростов, Муром сколько отстегивают в казну, разве по три тыщи? Почему Новгород должен за всех отдуваться? Столица и без того благоденствует, купается в роскоши, неужто сами не нашли бы, куда деньги девать? Храмы и дворцы отгрохали бы не хуже киевских! Почему на новгородские деньги укрепляются южные границы? Разве печенеги разоряют наши земли? Лучше бы ту же Ладогу укрепили на будущее…

Ярославу их доводы показались резонными. Новгородскую землю нужно было восстанавливать после войны, а с нее серебро требуют! В 1014 г. он отписал отцу, что дани присылать не будет. Владимир, разумеется, рассердился. Пригрозил ослушнику, что приведет его к порядку силой. Но здесь уж нашла коса на камень. Гнев отца Ярослав расценил как незаслуженный, в свою очередь завелся. Да ему и стыдно было бы отступить — перед новгородцами, перед молодой супругой. В конце концов, он князь или не князь? В войне побеждал, на дочери шведского короля женат. Отрезал — не будем платить, и все.

Такая строптивость уже зашкалила через край, и св. Владимир велел собирать войско. Намеревался ли он сражаться против сына? Конечно, нет. Он прекрасно знал, что кашу заварили новгородские бояре, жалевшие свои кошельки. Но великий князь знал и другое: эти бояре тоже не хотят войны. Помнил, что случилось в 977 г. Когда Ярополк и Свенельд послали отряды на Новгород, «золотые пояса» настояли, чтобы он, Владимир, отчаливал за море. Ведь при осаде могли погибнуть их дома, богатства, разорялись бы их села. А сейчас они пытались припугнуть, выторговать поблажки. Схватки с печенегами научили киевлян мгновенно поднимать полки. Государь имел возможность выступить сразу же, по удобной зимней дороге. Но на этот раз, в отличие от броска на Туров, он готовился к походу не спеша, помаленечку. Давал Новгороду время одуматься. Поймут, что он не уступит, да и зачешутся, закинут удочки для переговоров.

Но измена Святополка и выходка Ярослава заставили великого князя задуматься о другом… Сыновей у него было много, от разных матерей, разного воспитания. Некоторые уходили из жизни во цвете лет. Тем не менее, в Тмутаракани еще оставался Мстислав, у древлян Станислав, в Пскове Судислав. Кто знает, какие мысли варятся в их молодых головах? А ну как заявят о себе после Полоцка, Турова, Новгорода? А как они уживутся друг с другом, когда не станет отца?… Системы наследования власти на Руси еще не существовало.

Древнее русское право предусматривало минорат. Даже позже эта традиция отразится в Русской Правде:

«Двор отеческий всегда без раздела принадлежит меньшему сыну».

Но при младшем государе власть могли перехватить временщики, в свое время это уже случилось с Игорем Рюриковичем[47][48]. В Европе установилась другая система, майорат, власть и владения передавались от отца к старшему сыну. Но ведь формально старшим считался Святополк! В ту эпоху существовали и иные традиции. В Германии наследника выбирал съезд князей, а в Византии и Болгарии монархи сами определяли преемника. Нередко греческие и немецкие императоры еще при жизни короновали наследников, назначали их соправителями, чтобы передача власти прошла без потрясений.

Владимир решил поступить так же. Он вызвал к себе сына Бориса. Именно его великий князь наметил в преемники. Хватит ему сидеть на ростовской окраине. Пусть будет рядом, входит в хитросплетения киевской политики, приучается к государственным масштабам. А бояре, войско, другие сыновья пускай привыкают, что вот он, будущий правитель. Борис приехал радостный, одухотворенный. Соскучился по отцу, по родным, по красивым киевским храмам. Спешил рассказать о своих делах на севере. Воевать с Ярославом Борис и подавно не был настроен, относился к нему с уважением. В Ростове на каждом шагу приходилось видеть и слышать, чего достиг первый русский князь, что он построил, как решал те или иные вопросы. Да и вообще евангельское сознание Бориса не вмещало, что можно скрестить оружие с родным братом. Он же не враг Руси, не чужеземец.