— Плохая поговорка, — поморщился я. — Пойдем отсюда, у нас мало времени…

— Мало времени? — переспросила Тоска. — Да у нас целый вагон времени, и даже два вагона!

— Нет. — Я посмотрел на часы. — Не так уж много. Часа полтора, может быть, два. Так что пошли.

— Куда пошли?

— Держись меня, старушка, и все будет чики-пыки.

На этот раз я выбрал другой путь. Мы не стали возвращаться по галерее, я отыскал верхний вход в зрительный зал, и через пятнадцать минут мы снова были на центральной лестнице с дурацкими фигурами рабочих и колхозников.

— Тоска, — шепотом позвал я.

— Ну, что?

— Ты ничего не замечаешь?

— Нет. Пахнет вроде бы чем-то горелым, на яичницу с помидорами похоже…

— Ты на статуи лучше посмотри.

Я показал пальцем.

Тоска смотрела почти минуту, потом сказала:

— Ну и что?

— Кузнеца видишь? — Я ткнул пальцем в статую.

— Ну, вижу…

— В прошлый раз никакого кузнеца здесь не было.

Мы стояли на лестнице и смотрели на статую кузнеца. Кузнец был обряжен в какую-то кузнецкую робу, в кузнецкие очки, нес на плече кузнецкий молот или кувалду, я в этом инструментарии не очень хорошо разбираюсь.

— Ну, кузнец появился. — Тоска принялась оглядываться. — Ну и что? Ты что, хочешь сказать, что он сам сюда пришел? Типа живая статуя-убийца? Или ты думаешь, что они все туда-сюда шастают?

Я усмехнулся.

— Чего усмехаешься?

— Ты, Тоска, собираешься открывать агентство по охоте на ведьм, а ничего не видишь. Я, например, сразу заметил. Вглядись получше. Глазом профессионала.

Тоска снова принялась глядеть на кузнеца.

— Не вижу.

— Ты на руку его посмотри, — сказал я. — На руку.

Тоска поглядела еще.

— И чего с этой рукой? Волосатая, что ли?

— Волосатая рука у твоего братика, — сказал я. — Я слышал, он на конкурсе выживания первое место занял. А все потому, что ваш дядя — руководитель спортивного департамента. Но сейчас я про другую руку. Ты посмотри на левую руку кузнеца, на запястье.

Тоска сощурилась и вздрогнула.

— Это что? — шепотом спросила она. — Это же…

— Часы, построенные из бомбардировщика, — сказал я. — Вот так-то…

У Тоски отвисла челюсть.

— Это что, Паша? — спросила она. — Это Паша?

— Трудно сказать. Но если в этом доме был еще один чувак с часами, сделанными из хвостового оперения немецкого бомбардировщика…

— Он что, живой? — У Тоски нервно задергался нос.

— Сейчас проверим. Ты стой здесь, а я пойду посмотрю. Не шевелись только.

Я достал томагавк.

Кузнец стоял на второй ступени, долго добираться до него не пришлось. Вообще, кузнец мало отличался от других статуй, такой же черный и блестящий. С кувалдой. Но кое-что меня в нем сразу насторожило: черная краска на правой руке облезла, и я заметил, как потрескалось вещество, из которого отлита статуя.

Я постучал топориком кузнецу по голове. Звук был пустой и звонкий.

— Ну?! — испуганно спросила Тоска. — Ну что?

— В старые времена в Древнем Риме использовали такой способ изготовления статуй. Брали пленника-варвара, дохлого обычно, чтобы не рыпался, заливали его с головой расплавленным стеклом, потом остужали. Затем сверлили дырочку, а в дырочку заливали соляную кислоту. Кислота растворяла труп, и через некоторое время эту жижу сливали. А в стеклянном массиве оставалась идеальная форма. Тогда форму заполняли расплавленной бронзой. И все — статуя готова…

— Сейчас меня вырвет, — сказала Тоска.

— Крепись. Зато Паша будет увековечен. Вот представь, Земля столкнется с кометой, вся биологическая жизнь исчезнет, даже инфузории-туфельки. Потом уже, когда нашу планету заселят разумные осьминоги с Альфы Центавра, совершенно случайно среди руин заброшенного Дома культуры обнаружат мумифицированного Пашу Воблина. Тогда его достанут, выскоблят из стекла и клонируют. А потом его клонами населят всю Землю. И даже девчонки будут похожи на Воблина — чудесный мир…

— Так это все-таки Паша?! — спросила Тоска уже несколько истерически.

— Он, — сказал я. — Паша с Сибсельмаша… Его залили жидким стеклом. Видимо, заживо…

Я оттянул очки кузнеца.

— Моргает, — сказал я. — Видимо, еще жив…

— Жив?! — ойкнула Тоска.

— Жив. Но долго не протянет. Стеклом, сама понимаешь, не в холодном состоянии заливают. Так что у него стопроцентный ожог поверхности тела. И болевой шок, возможно, даже паралич. Только глаза и остались.

— Надо его скорее вытаскивать!

— Поздно. Теперь мы можем лишь облегчить его страдания. Проявить человеколюбие. Не знаю, как ты, а я большой человеколюб, меня в прошлом году даже хотели сделать председателям регионального объединения «Гуманизм и гамбургеры без границ»… — сказал я и, как следует размахнувшись, огрел статую томагавком. Голова кузнеца треснула и рассыпалась на мелкие кусочки.

Тоска закричала и закрыла глаза руками. Так в детских книжках закрывают глаза поросята, испугавшиеся серого волка. Для закрепления эффекта я долбанул кузнеца по руке. Рука отвалилась и хлопнулась об пол. Я нагнулся, поднял конечность и подошел к Тоске.

— На, — я протянул ей руку. — Возьми.

Тоска отвернулась к стене.

— Передашь родителям, они похоронят. Будет хоть куда на могилку прийти, пшенку накрошить, конфетку развернуть. Часы еще тут, хорошие, дорогие.

Часы, кстати, были настоящими. Тот, кто уволок Пашу, снял с него часы и пристроил их на руку этого кузнеца. Зачем-то…

Тоска всхлипнула.

— Странно это от тебя слышать, — сказал я. — Ты такая продвинутая девчонка, а боишься какой-то оторванной руки. Не бойся, Тоска, крови больше нет…

Я снял часы и спрятал их в карман как трофей, трофей мне полагался в качестве небольшого возмещения морального ущерба.

Затем положил ей на плечо оторванную кузнецкую руку.

Тоска вздрогнула уже всем телом, стукнулась лбом о стену, но потом все-таки собралась и взяла руку.

— Что это? — Она посмотрела на руку.

— Рука.

— Она же ненастоящая! Она же стеклянная!

— А тебе все настоящее подавай! — усмехнулся я. — Если руку, так сразу оторванную! Если замуж, так сразу за Гагарина! Что за жлобские повадки, Тоска! Ты же раздумала быть оперной певицей, пора бросить эти замашки!