— Да.

— Так было и со мной, когда я ее увидела.

— Я ни в коей мере не ставлю ваши слова под сомнение. Извините, если вам показалось, что это так.

— Я ничего такого не думала.

— Простите.

— Всё нормально, святой отец.

— Наверное, я слишком давлю на вас. — Он сменил позу, поменяв скрещенные ноги местами. — Веду себя словно адвокат.

— Не совсем, — возразила Кэролин. — Пока что вы не выписали нам счет.

— Не могли бы вы, — попросил священник, — повторить ваш рассказ. Еще раз описать все, что случилось. И, если позволите, я буду время от времени прерывать вас и задавать вопросы.

— Уже восьмой час, — сказала Кэролин. — Может быть, мы сходим перекусить, а потом вернемся?

— Не уходите, — попросил священник. — Поешьте со мной. Останьтесь. Когда вы постучали, я как раз собирался сообразить что-нибудь на ужин.

Он отметил, что духовидица пропустила вопрос о еде мимо ушей. По ее напряженной позе было видно, что ей не до еды. Он подумал, что, по всей вероятности, такое состояние вызвано отчасти недомоганием, а отчасти ее одержимостью.

— Давайте сделаем небольшой перерыв, — сказал он. — Я пойду на кухню и приготовлю лапшу. А вы почитайте или поспите. Погрейтесь, посмотрите телевизор. Отдохните.

— Я помогу вам, — предложила Кэролин.

— Не надо. На кухне слишком тесно. Я справлюсь сам. Храни вас Господь.

— Вот это священник, — сказала Кэролин. — Не только вещает с кафедры, но и стряпает. Большинство священников наверняка покупают замороженную пиццу или мексиканскую еду для микроволновки.

— Я тоже их покупаю, — сказал священник.

К лапше отец Коллинз подал готовый томатный соус с базиликом, теплый хлеб с маслом и чесночной солью, отваренную стручковую фасоль и кочанный салат, заправленным смесью кетчупа и майонеза, имитирующей соус «Тысяча островов». Пока они ели, сидя на диване с тарелками на коленях, он поставил кассету «Шедевры Бетховена» — современную обработку Девятой симфонии, Аппассионаты, Крейцеровой сонаты и увертюры к «Эгмонту». Живая, вполне безобидная музыка. Кэролин ела с аппетитом, Энн с небрежным изяществом. После еды священник быстро вымыл посуду, вручил каждой по вазочке с неаполитанским мороженым, выложенным на пластинку сахарной вафли, и приготовил чай. В заключение он предупредил, что, пользуясь уборной, следует придерживать ручку бачка, чтобы поток воды был достаточно сильным, и извинился, что раковина не вымыта. «По части домашнего хозяйства я не на высоте», — признался он.

В раковине Энн действительно увидела остатки пены, волосы и пятна засохшей слизи. На полке лежала пачка сменных лезвий, которые продают оптовыми партиями в магазинах, торгующих со скидкой. Кроме того, здесь обнаружилась упаковка туалетной бумаги из двенадцати рулонов, десять кусков мыла, бутылка тайленола и полдюжины больших тюбиков зубной пасты — как будто отец Коллинз готовился к осаде или внезапному экономическому кризису, который опустошит прилавки. На полу рядом с унитазом лежали журналы — один посвященный досугу и путешествиям, другой светским знаменитостям — и две книги: Джеймс Данливи, «Человек с огоньком» и Норман О’Браун, «Сущность любви». Духовидица, скорчившись, уселась на унитаз — ее месячные были в самом разгаре, — открыла первую страницу Данливи и прочла: «Потрясающий плутовской роман. Чувственный, страстный, забавный и остроумный гимн сексу и человеческой низости». Интересно, зачем такая книжка священнику? Из любопытства она наугад открыла «Сущность любви» на шестьдесят третьей странице, мимоходом отметив, что текст насыщен обрывающимися строками, которые складываются в загадочные узоры: «Вагина, подобная алчущей пасти, или зубастое лоно; челюсти исполинской матери, пожирающей людей, менструирующей женщины, что, торжествуя, сжимает истекающий кровью трофей — откушенный пенис. (Ср.: Г. Рохайм. Загадка сфинкса.)» Она бегло просмотрела книжку и обнаружила, что вся она написана в том же духе — мешанина из бесконечных цитат, взятых из неизвестных ей книг о сексе и прочих материях. По-видимому, автор считал, что благодаря совмещению эти фрагменты обретали новый смысл. Возможно, так оно и было. Она не знала. Но как случилось, что подобные вещи читает священник? Пусть даже в туалете. Священнику положено читать «Католическое обозрение», «Исповедь» Августина Аврелия и биографию матери Терезы, но уж никак не глянцевые журналы о путешествиях и книги про женщин, которые откусывают пенисы.

Не удержавшись, она заглянула в спальню. Кровать была прикрыта расстегнутым спальным мешком, на тумбочке стояли две помятые жестянки из-под сока, на полу валялись журналы и книги, электронные часы-будильник ярко светились в темноте алыми цифрами. На окне лежало полотенце, а в углу — пара гантелей. «Зачем священнику гантели? — спросила она себя. — Для чего ему мускулы?». Над кроватью висело распятие, двухфутовый Иисус, худой и черный, с выпирающей, как у птицы, грудиной и провалившимся животом. Энн сделала три шага в глубь комнаты и почувствовала запах простыней на измятой постели. Указательным пальцем она осторожно дотронулась до бедра Христа, перекрестилась и поцеловала свои четки. «Радуйся, Мария, благодати полная», — прошептала она и поспешила назад, в гостиную.

Дождь барабанил в окно, как будто кто-то палил по жилищу священника из дробовика. Отец Коллинз выключил вторую лампу, и теперь в комнате царил полумрак, лишь на диван падала полоса света из кухни. Они продолжали разговаривать, а музыка звучала так тихо, что ее можно было услышать лишь в коротких паузах между репликами.

— Так, значит, она назвала шесть позиций, — сказал священник. — И особо отметила своекорыстие.

— И жадность, святой отец.

— Но существует множество других грехов.

— Пресвятая Дева назвала только эти.

— Почему именно эти?

— Не знаю.

— Она не пояснила?

— Нет.

— Но четвертым пунктом она обещала явиться вновь. Как вы сказали, четыре дня подряд. Возможно, мы сумеем выяснить что-то еще.

— Не знаю, — ответила духовидица.

Священник серьезно кивнул.

— Что касается пропавшей девочки — она заговорила о ней сама или вы задали ей вопрос?

— Я не задавала вопросов. Я только слушала, святой отец.

— Дело в том, что эти сведения существенно отличаются от остальной части послания. Они конкретны, тогда как все остальное носит общий характер. Вот почему я спрашиваю.

— Пятый пункт тоже не похож на остальное, — сказала Энн. — Она говорит, что мы должны построить здесь церковь. Церковь, посвященную Пречистой Матери, Деве Марии. С этого и надо начать.

— Видите ли, — сказал священник, откинувшись на спинку кресла, — это непростая задача. Большая работа. Когда я попал сюда, я сам пытался организовать здесь строительство новой церкви. Нынешняя церковь просто щелястый сарай, пропахший плесенью, но если не возражаете, давайте вернемся к самому видению. Честно говоря, ваше видение заставило меня задуматься о природе иллюзий. О способности видеть необычайное.