– Вот же скотина непонятливая, – добродушно обернулся ко мне капитан. – Я ему про Фому, а он – про Ерёму. Я ему – воруй с умом, а он мне – не буду! Это что ж тогда у нас в стране будет, если воровать перестанут? Нет, ты воруй, воруй много, богатей – тебе будет народный почёт, уважение, власть, в Госдуму выберут, поселишься в Москве с видом на Кремль. А то и в нём самом. Мне зарплату платить будешь. А так – какой из тебя вор? Пустяк и тьфу!

Капитан встал из-за стола. Сплюнул с презрением.

– Андрюха, ну что с ним делать? – неожиданно повернулся он ко мне.

Оказаться в роли судьи, да ещё по такому двусмысленному делу, мне совсем не улыбалось.

Но этого и не потребовалось.

– Бочки я, конечно, твои забираю, – задумчиво сказал Свиридов, барабаня пальцами по столу. – С бензином вместе, раз уж ты его не поленился налить. Как вещественные доказательства. Мне тоже на охоту надо. Чего бы ещё забрать у тебя? Нечего, да? Ну, в общем, пошёл вон. Главное, мою науку помни.

Мужичок дематериализовался.

– Ведь ничему не научится, скотина, – прочувствованно сказал капитан и снова сел за свой конструктор из курков, осей и пружин. – Подмогни-ка мне, а? Ты где был? На Вороньей реке? Всю жисть собирался туда съездить, поохотиться.

– А я ведь это легко могу устроить, – шалея от алкоголя и собственной наглости, произнёс я. – Послезавтра у нас будет вертолёт – отсюда через верховья Вороньей: мне Дьячкова надо в райцентр отвезти. Могу тебя захватить. А через неделю обратно.

– Через неделю – обратно? – заинтересованно спросил Свиридов. – Не через две?

– Через неделю. Мы возим клиентов – летаем с точностью токийского экспресса.

– И что ты мне посоветуешь на Вороньей?

– Устье реки Имлювеем. Видал там следы охрененного медведя…

– Ты так говоришь? – поглядел на меня капитан, делая ударение на «ты».

– Я так говорю, – ответил я, делая ударение на «я».

– Ты спец, – с уважением сказал капитан. – Может, и слетаю. Ничего ведь не убью, зато развеюсь. Идиоты замучили… Вроде Суржика. Подержи-ка эту осичку, я по ней молотком приложусь.

Вертолёт, который забрасывал Свиридова на Воронью и вывозил в Посёлок Дьячкова, был арендован охотничьей компанией «Реальное Сафари». В салоне навалищем лежали огромные разлапистые лосиные рога, клиенты – одетые в тёплый камуфляж поляки или чехи – пили водку из нержавеющих кружек. Ближе к хвосту на горах снаряжения сидели угрюмые, словно сычи, егеря. Бородатые и неопрятные. Отправка Дьячкова в Посёлок заранее оговаривалась с руководителем тура Лёхой Казаковым. Про капитана Свиридова же я предпочёл дипломатично промолчать. Поэтому когда в Бычьем Куйле в вертолёт вместе со мной залез здоровенный полупьяный мужик с мосинским карабином и в милицейском полушубке, Алексей поморщился:

– И куда мы этого мента везём?

– Чисто по его делам – на стойбище Дьячкова рыбу ловить и медведя стрелять.

– Нам-то он на хрена?

– Ты здесь собираешься работать или нет? Я налаживаю сотрудничество с органами, здесь без них никуда.

– Да без них вообще никуда. У нас вся страна из одних органов состоит. Ну да ладно, надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Коля Дьячков выглядел на редкость смущённо, забился в угол и выглядывал оттуда, как зверёк. Однако когда кто-то из клиентов налил ему рюмку сливовицы, повеселел и заулыбался.

В Посёлке Казаков занимался отправкой трофеев, иностранцев, оформлением багажа и документов. На то, чтобы поговорить со мной, у него нашлось не больше получаса.

– Так значит, вот с этим индейцем ты предлагаешь работать?

– Ну да. Он хороший индеец.

– Ага. А до этого был хороший мент. Ну, рассказывай: что там, на Вороньей? Чего ещё там хорошего? Кроме территории, конечно. Мы летели – я десяток сохатых видел. Вот класс!

– Ну в верховьях – участок вот этого, как ты выразился, «хорошего индейца». В среднем течении – метеостанция, на неё тоже можно опираться. Ниже – хороший охотник. Пока он не расположен к сотрудничеству, но со временем всё изменится.

– Хороший охотник, но к сотрудничеству не расположен? А что там тогда плохого?

– Плохой там охотник между метеостанцией и «хорошим индейцем». Говно человек. Работать можно, но с большой оглядкой.

– Ну, лучше настроенный на сотрудничество говно человек, чем не настроенный на него хороший.

– Это как сказать.

Должен сказать, что проблемы с арендой территории Николаем Трофимовичем Дьячковым мы решили на удивление быстро. Я старательно пас его в Посёлке, чтобы он не слишком налегал на спиртное, словно нянька относил его на руках в дом оленевода (или дом оленееда, как было принято шутить в Бубенино) и, наконец, дождался вертолёта, который перегоняли из Певека в Магадан для ремонта.

За относительно небольшую мзду командир машины согласился забросить Дьячкова на базу, Свиридова отвезти в Куйло, а меня доставить до Магадана.

В этот перелёт я перекинулся с капитаном всего десятком слов. Медведя своего он не добыл. А ещё был он мрачен и сосредоточен, что я частично отнёс на счёт того факта, что запас «огненной воды» в его рюкзаке исчерпался за три дня до вылета.

Главное же, я был точно уверен в том, что именно некая находка в устье Имлювеема навела его на многие и не очень весёлые размышления.

Только мне об этой находке капитан Свиридов не сказал ни слова.

Историю с мёртвым человеком в устье Имлювеема я отложил в самый дальний угол «мозгового чердака», но запомнил место, где она находится, для того чтобы вынуть её и снова рассмотреть повнимательнее, когда придётся приблизиться к этим местам.

И я не очень удивился, когда посреди зимы мне позвонил приехавший в город по каким-то своим милицейским делам Свиридов и напросился в гости.

– В общем, не нашёл я там твоего большого медведя, – начал Свиридов после первой стопки.

«Говорят, что у Ваттонена чёрная корова отелилась, а у Макконена свинья опоросилась»[1], – вспомнил я. В славном городе Лондоне – туман и морось, в дореволюционной Финляндии – коровы и свиньи, а на востоке России – конечно же, медведи.

Дальше мы со вкусом и смыслом начали обсуждать неудавшуюся охоту Свиридова, с видимым нежеланием приближаясь к тому, ради чего, собственно говоря, и собрались.

– Знаешь, за что я ментовскую работу не люблю? – Свиридов зацепил вилкой огромный пук квашеной капусты и захрустел. – Вот живёшь-живёшь, кругом люди как люди. А копнёшь поглубже – столько всего вылезает из всех углов. Вот ты можешь себе представить, что Салькина, оказывается, на свете не существует?