«Мы спасаем людей от сердечно-сосудистых заболеваний, а через два года они умирают от рака или чего-либо еще», – говорит Нир Барзилай, директор Института исследований старения в Медицинском колледже имени Альберта Эйнштейна в Бронксе. Действительно, сегодня рак стал второй главной причиной смерти после сердечных заболеваний, и уровень заболеваемости им растет, поскольку все больше людей справляются с болезнями сердца и живут достаточно долго для того, чтобы заболеть раком. Человек словно проходит сквозь строй ужасных болезней, в конце которого его ждет самая страшная из всех – когнитивная деградация, называемая болезнью Альцгеймера, поражающая почти половину тех счастливчиков, которым удалось перешагнуть 85-летний порог.

Таким образом, если мы сумеем значительно увеличить нашу продолжительность жизни, но бо́льшую часть этих бонусных лет проведем в плохом состоянии здоровья, мы будем ничуть не лучше струльдбругов Джонатана Свифта, вымышленной расы людей из книги «Путешествия Гулливера», которым даровано бессмертие, но без вечной молодости, поэтому они бесконечно стареют, стареют, стареют… В идеале мы хотели бы совсем другого: оставаться здоровыми и активными вплоть до 85, 90 или любого другого количества лет, после чего быстро и легко умереть – гоняя на мотоцикле или совершая умопомрачительный прыжок с небоскреба.

К сожалению, медицинский научно-исследовательский истеблишмент по-прежнему продолжает настаивать на раздельном подходе к проблемам старения: национальные институты здравоохранения состоят из отдельных институтов – рака, диабета, сердечно-сосудистых заболеваний и т. д. Это так называемая шахтовая модель медицинских исследований, где каждое заболевание изучается изолированно от других. Даже сейчас представители научного мейнстрима, не говоря уже о политиках, не признают старение одним из основных факторов риска, лежащих в основе этих болезней. Национальный институт рака ежегодно получает финансирование в размере более чем $5,8 млрд, Национальный институт сердца, легких и крови – более $3 млрд, Национальный институт диабета, заболеваний системы пищеварения и почек – более $2 млрд.

В 2012 г. американцы потратили на пластическую хирургию больше денег ($11 млрд), чем государство на научные исследования проблем старения! Национальный институт по проблемам старения получил из государственного кармана всего $1,1 млрд бо́льшая часть которых пошла на исследования болезни Альцгеймера. Непосредственно на исследования в области биологии старения выделяется совсем крошечный кусочек пирога, около $40 млн, – квартира на Манхэттене может стоить дороже.

Это весьма глупо, поскольку все больше исследователей начинают осознавать, что именно старение является главным фактором риска в развитии диабетов, болезней сердца, рака и болезни Альцгеймера и что в самом процессе старения есть нечто, что связывает все эти болезни. Каждая из них начинается незаметно и в течение длительного времени развивается без каких-либо явных симптомов. Дисфункции на клеточном уровне, приводящие к болезни Альцгеймера, начинаются за десятки лет до того, как становятся заметны когнитивные изменения; то же самое касается сердечно-сосудистых заболеваний и диабета. Другими словами, когда мы понимаем, что болеем, лечить болезнь становится уже слишком поздно. Так почему бы нам не попытаться заглянуть глубже – понять, что именно в процессе старения делает нас уязвимыми к этим заболеваниям?

В научных лабораториях исследователи сделали огромные шаги в направлении замедления старения, научившись значительно продлевать продолжительность жизни червей, мышей и мух, иногда при помощи удивительно простых генетических манипуляций. У низших животных и даже у мышей блокирование одного гена позволяет удвоить продолжительность жизни. По словам Обри ди Грея, это только начало. Он предлагает подвергнуть радикальному реинжинирингу биологию человека, чтобы уменьшить или полностью устранить эффекты старения на клеточном уровне. Эта провокационная идея породила жаркие споры между теми, кто считает возможным коренное изменение процесса старения, и теми, кто считает, что мы можем добиться лишь небольшого увеличения сроков жизни, хотя и при гораздо лучшем здоровье.

Большинству американцев нравится второй вариант. Опрос, проведенный Pew Research Center, показал, что «идеальная продолжительность жизни»{20} для американцев в среднем составляет примерно 90 лет, что на десять лет больше, чем сейчас. Разумеется, это большой скачок. Но всего 8 % выразили желание прожить больше 100 лет – вероятно, опасаясь участи струльдбругов с их бесконечным тягостным старением. Как интуитивно догадался Джонатан Свифт, бессмертие имеет ограниченную привлекательность. Впрочем, как и преждевременная смерть. Как заявил врач и мыслитель Иезекииль Эмануэль в своей нашумевшей статье в журнале The Atlantic в октябре 2014 г., он бы предпочел умереть в возрасте 75 лет, поскольку «наблюдаемое за последние десятилетия увеличение продолжительности жизни идет рука об руку с увеличением недееспособности». Жестокий вердикт.

Против исследований в области старения ополчились и некоторые религиозные консерваторы. Они считают, что попытки бороться со старением идут вразрез с Божьей волей (почему-то они не выдвигают аналогичных аргументов в отношении антибиотиков, которые уничтожают сотворенных божьими руками микробов). Последний папа римский был категорически против попыток увеличения продолжительности жизни научным путем. При президенте Джордже Буше официальный Совет по биоэтике, фактически запретивший исследования эмбриональных стволовых клеток в США, выпустил в 2003 г. доклад, в котором декларировалось, что исследования в области старения приведут лишь к появлению огромного числа несчастных стариков. Эти старики будут болтаться без дела, непрерывно болеть, тратить деньги своих родственников и налогоплательщиков на медицинские расходы и портить всем нервы своими сварливыми замечаниями на праздничных семейных обедах.

Разумеется, они в корне неправы: опросные исследования показали, что пожилые люди в целом гораздо счастливее, чем их дети среднего возраста и молодые внуки. Доклад Совета по биоэтике, позиция Иезекииля Эмануэля и скептицизм широкой общественности отражают один общий страх – что более длинная жизнь будет гораздо короче здорового периода жизни. Этот страх не лишен оснований: никто не хотел бы провести 10–15 лет жизни в доме престарелых, нуждаясь в постоянном медицинском уходе.

Ученые, с которыми вы познакомитесь в этой книге, придерживаются совершенно иного, более оптимистичного взгляда на будущее старения. Они считают, что в настоящее время наука стоит на пороге важных открытий в понимании процесса старения. Скоро человечество научится изменять его таким образом, чтобы позволить себе жить более долгой и здоровой жизнью. Как мой дед Леонард, а не как его брат.

Даже Джей Ольшанский согласен с этим, несмотря на свою репутацию пессимиста. «Я думаю, мы близки к прорыву, который по своей значимости будет сопоставим с открытием пенициллина», – неожиданно заявил он во время нашего с ним поедания чикагских хот-догов. Этим прорывом может стать, в частности, создание некоего лекарства, которое будет влиять на метаболизм и позволит хотя бы на какое-то время отсрочить проявления наиболее тяжелых старческих заболеваний. Создание такого лекарства трансформирует не только сферу здравоохранения, но и всю экономику, благодаря тому, что Ольшанский называет «дивидендами здорового долголетия» и оценивает в триллионы долларов. «Но нам только предстоит это сделать», – предупреждает он.