– Я не осуждаю вас вовсе, Жан. Виновата я. Вам надо уйти. Он не должен видеть вас, когда придет в себя. Прощайте.

Грустный, с поникшей головой, возвращался Тарзан из дворца графов де Куд.

Но уже на улице мысли его приняли иное направление, и минут двадцать спустя он входил в полицейский комиссариат близ улицы Моль. Там он вскоре нашел одного из полицейских, участвовавших в столкновении с ним несколько недель тому назад. Полицейский искренно обрадовался встрече с человеком, так круто с ним обошедшимся. Потолковав с ним немного, Тарзан спросил, не слышал ли он чего-нибудь о неких Николае Рокове и Алексее Павлове.

– Очень часто слышал, разумеется, мсье. Они оба известны полиции и, хотя сейчас им ничто специально не инкриминируется, но мы считаем необходимым не упускать их из виду, чтобы знать, где можно их найти в случае надобности. Это те же меры предосторожности, что мы принимаем, относительно всех известных преступников. Почему мсье спрашивает?

– Они мне знакомы, – отвечал Тарзан. – Я хотел бы увидеть Рокова по одному делу: если бы вы указали мне, где он живет, я был бы вам благодарен.

Через несколько минут он расстался с полицейским и, с клочком бумажки, на котором значился адрес в пределах довольно сомнительного квартала, он быстро направился к ближайшей стоянке такси.

Роков и Павлов вернулись домой и обсуждали вместе вероятную развязку событий сегодняшнего вечера. Они позвонили в редакции двух утренних газет и с минуты на минуту ждали появления репортеров, чтобы сообщить им скандальное известие, которое завтра взволнует весь парижский свет.

Тяжелые шаги раздались на лестнице.

– Ну и проворны же эти газетчики, – воскликнул Роков и отозвался на стук в дверь: – Войдите.

Приветливая улыбка застыла на лице русского, когда он встретился взглядом с суровыми, серыми глазами посетителя.

– Тысяча чертей! – завопил он, вскакивая на ноги. – Что вам здесь нужно?

– Сядьте, – проговорил Тарзан, так тихо, что оба негодяя едва расслышали, но таким тоном, что Роков моментально опустился на стул, а Павлов не двинулся с места.

– Вы отлично знаете, зачем я здесь, – продолжал он тем же тоном. – Я должен убить вас, но я не делаю этого только потому, что вы брат Ольги де Куд, не делаю, по крайней мере, сейчас.

Я дам вам возможность еще пожить. Павлов – в счет не идет, он просто глупая игрушка в ваших руках, а потому его я не трону до тех пор, пока позволю жить вам. Но для того, чтобы я вышел из комнаты, оставив вас обоих живыми, вы должны сделать две вещи. Во-первых, написать подробный отчет о вашей сегодняшней проделке и подписать его.

Во-вторых, – под страхом смерти обязаться, что ни один звук о происшедшем не попадет в газеты. Если то и другое не будет выполнено, ни одного из вас не будет в живых, когда я выйду из этой комнаты. Вы поняли меня? – И, не ожидая ответа: – Торопитесь, вот тут, перед вами, чернила, перо и бумага.

Роков принял независимый вид, рассчитывая, таким образом, показать, что он не придает значения угрозам Тарзана. Миг спустя он почувствовал у себя на шее стальные пальцы человека-обезьяны, а Павлов, который попытался их отодрать и затем выскочить из комнаты, был брошен в беспамятстве в угол. Когда Роков начал синеть, Тарзан отпустил его и толкнул на стул. Прокашлявшись, Роков мрачно уставился на стоявшего перед ним человека. Павлов тоже пришел в себя и, повинуясь Тарзану, вернулся, хромая, на прежнее место.

– Теперь пишите, – сказал человек-обезьяна. – Если придется снова поучить вас, я уж не буду так снисходителен.

Роков взялся за перо и начал писать.

– Смотрите, не пропустите ни одной подробности, ни одного имени, – предупреждал Тарзан.

Неожиданно в дверь постучали.

– Войдите, – сказал Тарзан.

Вошел вертлявый молодой человек.

– Я из газеты «Matin», – заявил он. – По-видимому, у г. Рокова есть для меня какое-то сообщение?

– Произошла ошибка, мсье, – отвечал Тарзан. – Ведь у вас нет никакого сообщения, дорогой Николай?

Роков поднял голову от бумаги:

– Нет, – угрюмо пробурчал он. – Мне нечего сообщить вам для печати сегодня.

– И впредь, дорогой Николай, – репортер не заметил, как загорелись злым огнем глаза человека-обезьяны, но от Николая Рокова это не ускользнуло.

– И впредь, – торопливо подтвердил он.

– Очень жаль, что вас побеспокоили, мсье, – сказал Тарзан, обернувшись к репортеру. – Доброго вечера, – и он с поклоном довел вертлявого молодого человека до дверей и захлопнул за ним дверь.

Час спустя Тарзан, с довольно объемистым манускриптом в кармане, повернул к выходу.

– На вашем месте, – сказал он, – я уехал бы из Франции, потому что рано или поздно я найду какой-нибудь способ убить вас, не причиняя неприятностей ваше сестре.

Д'Арно спал, когда Тарзан вернулся от Рокова. Тарзан не стал его будить, но на следующий день утром рассказал ему, ничего не упустив, о происшествии предыдущего вечера.

– Какой я дурак, – заключил он. – Я был дружен и с графом, и с его женой. И чем я отблагодарил их? Едва-едва не убил графа. Бросил тень на доброе имя женщины. Возможно, что расстроил их семейное счастье.

– Вы любите Ольгу де Куд? – спросил его д'Арно.

– Если бы я не был твердо уверен в том, что она не любит меня, я не мог бы ответить вам на этот вопрос, Поль. Но сейчас я могу сказать со спокойной совестью, что я не люблю ее, и она не любит меня. Мы на мгновение поддались опьянению – это не любовь, – и прошло бы это так же быстро и бесследно, как налетело на нас, не войди в это время де Куд. Как вы знаете, я мало знал женщин. Ольга де Куд очень красива; ее красота, полумрак, вся обстановка, и эта мольба беззащитной о покровительстве – передо всем этим мог бы разве устоять человек более культурный, но моя культурность даже кожи не коснулась – ее хватает ровно на толщину платья.

Париж – не для меня. Я постоянно буду попадать в ловушки, все более и более опасные. Все запреты, наложенные человеком, скучны и надоедливы. Я вечно чувствую себя пленником. Я не могу дольше выносить этого, друг мой, и, я думаю, мне лучше вернуться в родные джунгли и вести там жизнь, для которой господь предназначил меня, приведя меня туда.

– Не принимайте всего этого так близко к сердцу, – успокаивал его д'Арно. – Вы вышли из положения лучше, чем это сделало бы большинство «культурных» мужчин в аналогичных условиях. А что касается вашего отъезда из Парижа, то я склонен думать, что на этот счет явятся возражения со стороны Рауля де Куд и мы скоро об этом узнаем.

Д'Арно не ошибся. Спустя неделю, часов в одиннадцать утра, Тарзан и д'Арно сидели за завтраком, когда им доложили о приходе господина Флобера. Последний производил впечатление безукоризненно вежливого человека. С целым рядом поклонов он передал г. Тарзану вызов графа де Куд и выразил надежду, что г. Тарзан позаботится, чтобы друг, которому он поручит свои интересы, встретился с ним, г. Флобером, возможно скоро для обсуждения деталей и разрешения всех вопросов к обоюдному удовольствию.