Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это состояние подпитывалось монотонностью движений при езде на лыжах, холодом, мерзкой однотипностью пейзажей и какой-то туманной серостью вокруг. Я отчетливо помню, как думала, что вот сейчас упаду прям здесь и не смогу встать, но почему-то продолжала очень медленно плестись вперед, повторяя одни и те же отточенные движения, как будто это вообще не я плетусь, а оно само, ведь сил то у меня уже не оставалось, да и голова кружилась. В общем было неприятно, некомфортно и немного страшно, а повторялось это на каждой тренировке. Но я не слишком глубоко об этом задумывалась тогда, потому что была еще маленькая. Потом я не выдержала и — бросила спорт.
Другая история. Из-за того, что я на протяжении некоторого времени зациклена на мысли, что я ни в одном месте, ни дома, ни у парня, ни в общаге, ни у подруги, не чувствую себя уютно и хорошо, так сказать «в домике», я постоянно во всяких этих местах застреваю на мысли «что я тут делаю». Когда сильно зацикливаюсь на этом, я теряю связь с происходящим и не понимаю, что вообще вокруг происходит. Появляются мысли «что это, почему я здесь и зачем, что это за место и что я здесь делаю, почему я на это трачу время, если чувствую внутри пустоту и дискомфорт».
Мы с парнем периодически снимаем номер в отеле и остаемся там на сутки, чтобы хоть где-то побыть вместе. Несколько раз было так, что я сидела там на полу в туалете и не понимала, где я вообще сижу. Там стены такого странного уродского фиолетового цвета, или, может, фуксия. Это какой-то дико странный цвет для стен туалета, а они по-дурацки яркие и бьют по глазам. Я помню, как пялилась на них, и думала, что за бред, это какой-то абсурд, что я тут делаю. Но при этом у меня в голове не было альтернативы, где бы я могла сейчас быть, если не здесь. Окружение немного расплывалось, возможно, потому, что я залипала в одну точку на этой фиолетовой стене… в двух словах, все вокруг в этом маленьком туалете казалось максимально странным.
Не знаю почему, просто казалось прям до смешного странным!
И я пару раз прям истерично полусмеялась-полуплакала.
Тогда я еще не начала в терапию, было очень тяжело, и, соответственно, строить отношения с парнем было непросто — в таком-то моем состоянии. Мы их еле как вывозили. Вероятно, это как-то взаимосвязано.
История 21. Виктория
Сейчас мне 25. Началось все, когда мне было 12–13 лет, а может, и чуть раньше, точно сказать уже не могу. Это происходило приступообразно — вдруг ни с того, ни с сего казалось, что все вокруг ненастоящее, что люди, в том числе родители, — это механические манекены, куски мяса, обтянутые кожей, которые говорят, двигаются неестественно, ненатурально, как будто ими кто-то руководит и у них нет своего сознания. Потом резко присоединилась деперсонализация: при взгляде в зеркало стало казаться весьма странным и абсурдным, что вот это — я, что это мое отражение, мое тело, появлялось чувство отчужденности от своего тела, от своих эмоций. Также резкими вспышками присоединилось ощущение странности и абсурдности того, что вот это — моя жизнь, она длится, я ее проживаю, что казалось очень неестественным, нелепым, подстроенным. Также бывали ощущения, мысли, что существование, в принципе, противоестественно, что меня, мое сознание (которое, в свою очередь, тоже неестественно) как будто «вбросили», «запихнули» в реальность и — заставляют существовать.
Все это сопровождалось страхом, даже ужасом. Хоть приступы длились не более получаса, они оказывали очень сильное впечатление. По-моему, о них я никому не говорила — ни родителям, ни друзьям. Во-первых, мне казалось, что это нормально, что все так воспринимают реальность, хотя странно, что никто об этом не говорит, что об это так мало данных в интернете (ведь я сразу нашла и прочитала, что это вариант нормы, особенно, у подростков), что люди не вопят постоянно от ужаса — мне вот очень хотелось.
Стала интересоваться различными научными и околонаучными философскими, эзотерическими теориями мироздания, чтобы приблизиться к пониманию того, что же вообще тут происходит, в этом мире. Ведь раз что-то обращает на себя внимание, как то: странность и неестественность существования себя, существования мира, людей, сознания, — то это нужно исследовать и понять.
Вне ярких приступов оставалось и остается (сейчас таких ярких, ужасающих приступов с ощущением, что я вот-вот сойду с ума нет, лет с 15–16, наверное) легкое фоновое ощущение, осознание странности и сомнительной реальности происходящего, окружающего мира, себя, которое можно сделать чуть ярче, громче, если об этом вспомнить или подумать.
Из теорий особо обратили на себя внимание, конечно же, разнообразные теории симуляций и матрицы, теории солипсизма, модель блок-вселенной, теория единого сознания. Параллельно изучала все, что попадалось под руку, читала и Зеланда с его полем вариантом (тоже звучит любопытно), и Оши с его учением осознанности и мистического принятия мира. Из эзотерики — в основном, Блаватскую и ее учеников: Рериха, Безанта, Ледбитера (тоже, так сказать, преисполнилась в познании от полученной информации). Из философов, конечно, Шопенгауэра с его бессмысленной и беспощадной «мировой волей», которая заставляет все «быть», Хайдеггера с размышлениями о бытии, Камю с главным вопросом «стоит ли жизнь того, чтобы ее прожить», поднимающийся им главным образом в произведении «Миф о Сизифе» и учением об абсурдности бытия. А мысли такие были. О том, что жить не стоит. О том, что жизнь — навязчива, противоестественна, является излишней субстанцией. Не только моя жизнь, но и жизнь вселенной тоже. Казалось (ну и до сих пор кажется), что сама материя, молекулы и атомы, изнемогают от необходимости существовать.
В художественной литературе тоже встречала описания схожего состояния, например, та же «Тошнота» Сартра. Еще навскидку если, у Бернара Вербера, фантаста, есть рассказ «Царство видимого» из цикла рассказов